Капитан гренадерской роты
Шрифт:
Но, конечно, ничего этого Лесток не сказал Шетарди. Он молча и почтительно его слушал. А маркиз, увлекаемый своим красноречием, ярко описывал положение дела.
— Чего же вы боитесь? — говорил маркиз. — Или, может быть, того, что русский народ возненавидит принцессу, если она воспользуется помощью Швеции, что он будет ее упрекать в том, что она призвала врага в Россию?
— Может быть, отчасти и этого, — проговорил Лесток.
— Но, ведь, это только призрак, и стыдно вам его пугаться. Если принцесса так думает — прекрасно, я допускаю это и повторяю, что несмотря
— Я опять должен повторить вам, — сказал Лесток, — что вы приписываете мне слишком много влияния на цесаревну, я просто преданный ей человек, и ничего больше. И у нее такой характер, что если она в чем-нибудь убеждена, что-нибудь решила, так я, по крайней мере, своим маленьким влиянием на нее ничего не могу сделать.
«Нет, положительно тебя подкупить нужно!» — подумал маркиз, взглянувши на спокойное лицо Лестока.
— Ну, с вами не сговоришься, — громко заметил он, — делайте, как знаете! Если же ошибаетесь в чем-нибудь, то я буду иметь, по крайне мере, то удовлетворение, что постоянно предупреждал вас. Передайте от меня принцессе, что я умываю руки и что, во всяком случае, она всегда, когда ей угодно, может на меня рассчитывать. Не нужно ли ей чего-нибудь? Не нужно ли ей денег? Как ваши денежные дела?
— Наши денежные дела, — ответил, улыбаясь, Лесток, — как и всегда в плохом положении. Отказываем себе во всем, тратим как можно меньше и все же, несмотря на это, из-за денег принцесса должна выносить оскорбления!
— Оскорбления! От кого?
— От правительницы.
— Что такое? Расскажите.
— Эх! Всего не перескажешь, — отвечал Лесток, махнув рукою. — Да вот вам, например, один случай: принцесса Елизавета просила, чтобы правительство заплатило за нее тридцать две тысячи долгу. На это ей возразили, что она получает теперь достаточно, с тех пор, как Бирон назначил ей пятьдесят тысяч рублей в год. Пришлось заявлять вторично, что и с этими деньгами невозможно расплатиться…
— Ну и что же? Неужели отказали?
— Нет, не отказали, но сделали еще хуже: заподозрили, что деньги нужны не для уплаты долга, а для каких-нибудь тайных и опасных целей и потребовали, чтобы принцесса представила счеты купцов, которым она должна. Ну что же, мы сейчас же представили все счеты, из которых оказалось, что долгу вместо тридцати двух тысяч, сорок три тысячи. Положим, что сами себя там в смешное положение поставили, — пришлось платить эти сорок три тысячи, — но можете себе представить, как принцессе приятно выносить подобные оскорбления!
Маркиз пожал плечами.
— Что же, она сама хочет того, хочет! И все, что вы мне передаете, только доказывает справедливость моего мнения и необходимость последовать моим советам. Будьте благоразумны, cher Лесток, переговорите хорошенько с принцессой, а пока предложите ей мои услуги. Конечно, многого теперь в моем распоряжении нет, но вся моя наличная казна к вашим услугам; к тому же, если нужно, я могу достать.
— Вот за это цесаревна будет вам очень благодарна, маркиз — сказал,
Маркиз как-то запнулся на одно мгновение, но сейчас же подумал: «К чему это он играет эту глупую комедию!»
— Принцессе ли, императрице ли, это мне решительно все равно, — сказал он Лестоку, — я, во всяком случае, почту себя счастливым, что деньги, которыми я могу располагать, попадут в такие прекрасные руки. Да, кстати, cher ami, я попрошу и вас принять от меня небольшой подарок.
Лесток выпрямился и на его лице мелькнуло выражение оскорбленного достоинства.
— Нет, маркиз, я от вас не приму никакого подарка, так как сам не имею никакой возможности предложить вам подарок и не смею даже рассчитывать, что вы бы удостоили принять его от меня.
«Что же это такое? — подумал маркиз. — Неужели мне нужно предположить бескорыстие этого Лестока? Это совершенно невероятно! Нет, я что-то заленился в последнее время, их всех следует разобрать хорошенько, чтобы не сыграть смешной роли».
Он протянул обе руки Лестоку и осыпал его такими звонкими, блестящими французскими фразами, что тот не нашел никакой возможности вставить свое слово.
Вот маркиз зазвонил в колокольчик и приказал вошедшему слуге принести закуску и бутылку старого бургонского.
— Посмотрите, какое вино, только что получил на днях. Такого вы у меня еще не пивали.
— Эх, пора бы мне и возвращаться домой, — заметил Лесток, — но от ваших вин, маркиз, я никогда не в силах отказаться.
За изысканной закуской и старым бургонским Лесток сумел изгнать все смущающее из мыслей маркиза и убедил его в том, что если Елизавета решится действовать, то, во всяком случае, не обойдется без помощи Франции и что она пуще всего рассчитывает на эту помощь. Под конец он даже принял и подарок маркиза…
Елизавета с нетерпением дожидалась возвращения Лестока.
Вернувшись от маркиза де-ла-Шетарди, он прямо вошел в покои цесаревны.
Его встретила Мавра Шепелева и сейчас же стала журить его.
— Где это вы, батюшка, запропастились? Цесаревна ждет вас не дождется. Думали к ужину вернетесь. Идите скорей, ведь, поздно, давно нам всем спать пора. А у цесаревны к тому же и голова нынче болит. Уж я уговаривала ее раздеться, да нет, и слышать не хочет: все равно, говорит, не засну пока не узнаю о том, что там было.
Лесток поспешно вошел к Елизавете.
— А наконец-то! — сказала она.
— Извините, ваше высочество — начал было оправдываться Лесток, но она его перебила.
— Да уж что тут! Я и без вас знаю, что у маркиза ужин вкуснее моего, а о винах так и говорить нечего! Вон, ведь, как вы помолодели! Какой румянец на щеках!
— Да, вино хорошее, — улыбаясь, проговорил Лесток, — позвольте присесть, ваше высочество, устал я.
— Кто вам мешает, садитесь и рассказывайте.