Капитан Перережь-Горло
Шрифт:
– Я не знаю, какую роль вы играете. Но если это правда, опустите пистолет и дайте дорогу!
«Медуза», должно быть, приближалась. Алан снова услышал выстрел тяжелого орудия с моря.
– Нет, – ответил Шнайдер, – пока вы не дадите мне обещание.
– Какое обещание?
– Предоставить мне убежище.
– Что?!
– Я не могу пускаться в подробности даже на пустой улице. Но если вы поедете в Англию, то возьмете меня с собой и обеспечите там безопасность. Понятно?
Рванувшись вперед, Шнайдер, невозмутимо сидевший в седле, оказался справа от Алана,
– Так вот оно что! – воскликнул он.
– Берегитесь! – предупредил Шнайдер, его лицо приняло угрожающее выражение, а палец напрягся на спусковом крючке.
– Вы наемный убийца капитана Перережь-Горло! – продолжал Алан. – Позапрошлой ночью я искренне сказал своим спутникам, что вы готовы продолжать убивать по его приказу. Но я был не прав: на этот раз капитан Перережь-Горло не давал вам такого приказа. Прошедшей ночью вы убили очередного часового по собственной воле и пытались навлечь подозрения на Жозефа Фуше. Теперь вы опасаетесь, что капитану Перережь-Горло это не понравится и он захочет вам отомстить. Вот почему вы ищете убежища в Англии!
– Я сказал вам – берегитесь! – прошипел Шнайдер. – Именно на этой улице я подстрелил дурака гвардейца за его наглость. Вы получите то же самое, если будете вести себя подобным образом! Даете вы обещание или нет?
– Нет, ублюдок! – крикнул Алан, окончательно выйдя из себя. – Ты не получишь убежища ни в Англии, ни где бы то ни было!
Ответом послужил выстрел, оглушивший Алана, но не слышимый никем более из-за грохота оркестра и криков.
Инстинктивно Алан вздрогнул и закрыл глаза, но, открыв их вновь, увидел, что Шнайдер даже не спустил курок, все еще торчащий, словно клык, а сверкающее дуло пистолета не дымилось. На лице Шнайдера под высоким темным кивером выражение высокомерия сменилось тупым изумлением.
Лейтенант был очень крепок. Даже когда пистолет выпал из его руки, упал на землю и выстрелил сам собой, отчего копыта его лошади дрогнули, он оставался твердо сидящим в седле.
Затем, используя здоровую левую руку для того, чтобы придерживаться за седельную луку, Шнайдер медленно слез с лошади, ступив на пыльную улочку. Его величавая фигура в голубом с серебром мундире и с красными лампасами над лакированными сапогами двинулась вперед. Споткнувшись о низкую ограду вокруг газона, он пошатнулся, повернулся назад и рухнул навзничь на аккуратную клумбу.
Спешившись и подбежав к садику, Алан увидел кровь на голубом доломане и кителе Шнайдера.
С вечера прошлого понедельника он и Шнайдер разыскивали друг друга, чтобы уладить разногласия при помощи сабель. Один раз они обменялись ударами, но больше им этого не удастся. Шнайдер лежал на спине мертвый с мушкетной пулей в сердце, выпущенной на пустой улице, непонятно откуда.
Алан не замечал вокруг никакого движения, кроме развевающегося на ветру стираного белья. На песчаной дорожке в нескольких шагах от трупа Шнайдера стояла ярко-голубая лейка.
Алан все еще смотрел на мертвого Шнайдера, когда бриз снова донес с моря звуки выстрелов тяжелых и легких орудий.
Корабль! Надо спешить!
Каким образом Алану удалось заставить Гладиатора скакать почти галопом, объяснить невозможно. Он отсчитывал время не столько по расстоянию, сколько по затихающим позади звукам оркестра и приветственным возгласам толпы и постепенно приближающимся спереди торжествующим крикам.
Оставалось совсем немного!
Обширное пространство вокруг павильона императора было абсолютно пустым, не считая четырех часовых из морской пехоты, расхаживающих внутри высокой ограды павильона и не обращавших внимания ни на что выходящее за пределы их обязанностей.
Придержав Гладиатора, Алан огляделся вокруг. Он ожидал увидеть у гигантского флагштока морских офицеров. Однако те, кто поднял сигнальные флажки, уже поспешили к стоящему справа павильону адмирала Брюи, где поблескивали подзорные трубы и оживленно жестикулировали люди. Но никто не обращал на вновь прибывшего никакого внимания.
Алан спешился и подбежал к краю утеса, сопровождаемый свистом ветра. Сквозь рев криков, доносившихся с берега, он мог расслышать голоса в стороне адмиральского павильона.
– Смотрите, как близко подошли канонерки!
– Отлично!
– Да, но почему англичане не стреляют? Двенадцать императорских канонерок одна за другой шли к фрегату, подгоняемые ветром, разряжали в его сторону орудия и, развернувшись, отплывали назад, чтобы повторить все снова.
Алан видел, как первая канонерка выпалила из носового орудия, затем вторая, делая разворот, произвела выстрел из большой двадцатичетырехфунтовой пушки. Поверхность воды содрогнулась, словно по пей ударили гигантским веслом. Ядро угодило в передний фальшборт «Медузы», но она даже не покачнулась, продолжая медленно плыть против ветра.
Алану повезло, что ветер задержал фрегат. Через полминуты он приблизится настолько, что человек, стоящий на палубе с подзорной трубой, сможет увидеть сигналы Алана с утеса. Лишь бы орудийный дым не стал чересчур плотным!
Бум! Бум! – выпалили носовые пушки еще одной канонерки, сменившись более мощным грохотом двадцатичетырехфунтового орудия. «Медуза», каждый член экипажа которой был на боевом посту, получила очередные три удара по корпусу, но по-прежнему двигалась вперед, не поднимая флагов.
Солнце просвечивало сквозь пелену дыма, поднимающуюся над серо-зеленой водой. Алан поскакал вдоль края утеса, покуда не оказался спиной к стороне ограды павильона, обращенной к морю. Поднимать здесь руки для сигнализации было крайне рискованным – в своем голубом камзоле и желтом жилете Алан мог сразу же стать удобной мишенью. И тем не менее он поднял онемевшие пальцы правой руки так высоко, как мог.
Алан был вынужден идти на риск, хотя слышал у себя за спиной на расстоянии нескольких футов шаги морских пехотинцев за оградой павильона. Он был почти уверен, что видит блеск трех подзорных труб на борту «Медузы», покачнувшейся вслед за очередным залпом.