Капитан Райли
Шрифт:
Реквизиты
Переведено группой «Исторический роман» в 2018 году.
Книги, фильмы и сериалы.
Домашняя страница группы В Контакте:
Над переводом работали: passiflora, WeraG, gojungle, ElenaShestakova, PalDim и Almaria.
Яндекс Деньги
410011291967296
WebMoney
рубли – R142755149665
доллары – Z309821822002
евро – E103339877377
PayPal, VISA, MASTERCARD и др.:
Пингаррон
Долина реки Харама
Мадрид, Испания
Солнце скрылось за угрюмыми холмами, что вздымались на горизонте, положив конец кровавому дню ожесточенных боев в мадридских горах.
Вглядываясь в тревожные сумерки, в небе цвета индиго боязливо зажглись первые звезды, обреченные снова взирать на абсурдный и жестокий мир людей. На тот самый мир, откуда со дна окопа на них смотрел сержант Алехандро М. Райли, как делал прежде сотни раз, определяя курс с качающейся палубы судна в открытом море.
Правда, сейчас он не думал о течениях, азимуте или сносе. Он лишь фантазировал, как командиры обеих сторон, склонившись над картой Испании, могли бы цивилизованно, с помощью угольника и линейки, разделить горные перевалы и мосты, а солдаты бы остались дома со своими семьями, вместо того чтобы проливать кровь на этой старой земле, бесплодной и неблагодарной.
Со скрытой под коркой пыли и грязи усмешкой сержант также подумал, что в случае споров они могли бы даже разыграть страну в карты. Решить исход сражений этой гражданской войны, такой кровавой и жестокой, с помощью туза пик или короля бубей. В этом есть своя прелесть. Он безрадостно улыбнулся, представив двух генералов с картами в руках. «У меня стрит с семерки, Альбасете отходит ко мне».
Всё равно хуже уже не будет, с этим согласился бы кто угодно.
Но нет.
Оказывается, очень даже могло быть еще хуже, хоть это и трудно представить.
— Вот же мать их за ногу! — выругался Райли, по-прежнему неотрывно глядя в небо.
— Вы что-то сказали, сержант?
— Ничего, капитан, — испуганно повернулся он, поняв, что выругался вслух. — Просто... просто я не люблю корриду.
Капитан Джон Скаут, усталый и немногословный, вступивший в Интернациональные бригады с самого начала войны, искоса бросил взгляд на своего заместителя — тот получил повышение всего несколько часов назад, когда граната выворотила кишки лейтенанту Уорнеру и освободила должность. Райли, одетый в форменную кожаную куртку батальона Линкольна, сидел рядом с капитаном в тени неровного окопа и обеими руками сжимал винтовку Маузера, прислонив ее к земле.
— Понятно, — пробормотал
За их спинами торчала трехсотметровая вершина — если можно так назвать — горы Пингаррон. Жалкий холм, покрытый обугленными оливами, единственное достоинство которого заключалось в том, что возле его подножия проходила дорога из Арганды в Морату. По мнению высшего командования, эта артерия питала кровью Мадрид, без нее республиканская столица, осаждённая армией мятежников, просто бы задохнулась.
Конечно, как это часто бывает, враг имел в точности такое же мнение о стратегической важности указанного анклава, и это означало, что обе армии ожесточенно дрались за обладание Пингарроном, как будто речь шла об обладании Фермопилами, и в этот день холм уже трижды перешел из рук в руки, погубив больше тысячи солдат. Больше тысячи солдат превратились в трупы, лежащие у подножия проклятого холма, залитые кровью республиканцев и фашистов, покрытые мухами — своего рода зловещее братство в этой иссохшей земле центрального кастильского плато.
В предзакатные часы обе стороны готовились к бою, сделав передышку в кровавой резне, чтобы унести раненых — мертвых никто не трудился забирать, даже считать их. Но это значило, что над головами умолк яростный гул истребителей, прекратился оглушительный треск пулеметных очередей, перестали гудеть снаряды, беспрерывно вздымавшие вулканы пыли, плоти и костей. Но как только шум затих, стали слышны крики. Жуткие крики раненых, искалеченных и умирающих, на последнем дыхании призывающих Бога и матерей и рыдающих, как потерявшиеся дети.
Стараясь отвлечься от тяжёлых мыслей, Алекс Райли вновь окинул взглядом остатки первой роты батальона, состоявшего в основном из молодых американцев, добровольцев в первой войне против фашизма, разразившейся в Испании. Но в эту минуту они отдали бы едва ли не все свои идеалы за тарелку яичницы с беконом, чашку горячего кофе и тёплое одеяло.
Это были по большей части совсем безбородые юнцы, в основном своём девственники, но смерть уже десятки раз дышала им в спину, так что они едва ли могли сохранить прежний взгляд на мир. Почти все они уже получили ранения, покрыты своей и чужой кровью, пропахли потом, мочой и страхом, источая целую палитру запахов. Теперь они сбились в кучу в жаркой тесноте окопов и траншей, подобно стаду грязных баранов, которых пригнали на бойню. К утру их осталась едва ли половина, и в глазах каждого из выживших можно было прочесть имена погибших друзей и товарищей. За один только день они сотни раз умирали, видя чужую смерть, и вновь воскресали из мертвых. Никто из них уже не станет прежним.
Алекс отложил винтовку и застегнул молнию куртки, готовясь к очередной холодной ночи с температурой ниже нуля, что покончит с самыми слабыми. Пошарив по карманам, Райли обнаружил несколько хлебных крошек, оставшихся со вчерашнего дня, и, собрав их в грязной ладони, словно стадо крошечных коров, протянул ее капитану, предлагая разделить с ним скудную трапезу.
— Да нет, спасибо, Алекс, — ответил офицер, хватаясь за живот. — Что-то меня мутит: думаю, это все тот яблочный пирог, который я съел за завтраком.
Алекс, зная, что на самом деле Скаут ничего не ел уже два дня, молча кивнул.
— В Испании никогда не умели его готовить, — осторожно согласился он. — Всегда почему-то заливают его глазурью.
И тут от арьергарда отделилась тень и, спросив о чем-то солдата, зигзагами и пригнув голову приблизилась к ним.
У Алекса возникло дурное предчувствие, и когда он понял, что это посыльный, а тот вытащил из своей сумки карту и передал ее капитану, предчувствие превратилось в ужасное подозрение. А после усталого вздоха офицера и его взгляда — в роковую уверенность.