Капитан Шопот
Шрифт:
— Космонавтов в такой день медицина не выпустит с земли. Кровяное давление, нервы, тонусы, чуть не туда — и уже сидишь и не шевелишься... Китобой, говоришь? Был у нас тут в прошлом году случай. Тоже вот этакий ливень, и человек воспользовался, перескочил... Четыре дня искали. Ты думаешь, кто? Старый-престарый дед — уже далеко за семьдесят. Еще с Петлюрой когда-то удирал за кордон. Среди крупных деятелей там ходил, много вреда причинил нам. А потом все же понял, что его так называемая деятельность — блеф. И что решил? Возвратиться на родную землю. «Хоть в тюрьме, но умереть на дедовской земле!» Мы его спрашиваем: «Почему же ты крадешься на эту землю бандитом?» Говорит, не верил, что можем разрешить ему вернуться, а на границе боялся, что убьют. Сам ведь сорок лет убеждал весь мир, что мы убиваем каждого, кто только полезет к нам...
— Есть история о государственном деятеле, которого прогнали с высоких постов. Он бежал из страны, где властвовал, и когда перешел границу, плюнул назад и сказал: «Неблагодарная земля, теперь ты не будешь иметь мой труп!» А у нас, вишь, наоборот.
— Украинский характер.
— Жаль, что он проявляется в таких аномалиях... Разрешите пригласить вас на обед, товарищ полковник?
— У меня двадцать четыре килограмма лишнего веса. Нужно разгружаться, вообще говоря. Но тебе следует есть. У тебя сын... Ну, а уж за компанию и я с тобой... А после обеда, может, и нашего знакомого привезут.
На обед был борщ со свининой, потом повар вместе со старшиной Буряченко, который суетился перед начальством, подавал гороховое пюре с мясом; вместо знаменитого «компота из сухофруктов» были краснобокие яблоки из сада заставы. Пограничники, измученные непрерывными поисками нарушителя, изо всех сил «налегали на контрольные цифры», как любил выражаться старшина; полковник Нелютов, даром что имел излишний вес н все мечтал как бы от него избавиться, тоже не отставал от молодежи, только Шопот почти не ел, так, ложки две-три для видимости, отставил борщ в сторону, потом поковырялся в гороховом пюре, которое хотя и имело «не очень товарный вид», как отметил полковник, однако пришлось по вкусу всем, погрыз яблоко, сидел задумчивый и хмурый.
Любая работа, даже самая привлекательная и любимая, моментально станет тебе противной, если к ней не присоединится чувство выполненного долга. Что с того, что он множество лет отдал службе на границе, стал капитаном, начальником заставы, удостоен нескольких орденов, всегда образцово выполнял задания? Что с того, что его не раз и не два хвалили, считали одним из тех, на кого можно положиться в самой трудной обстановке, доверяли важнейшие участки границы?
А вот сегодня именно на его участке прошел враг. Всю жизнь готовишься к схватке, целые годы затрачиваются на то, чтобы в этот день ты был во всеоружии и не пропустил врага, каким бы хитрым он ни был. И если враг все же сумеет перехитрить тебя, значит, все было напрасно, надежды, которые на тебя возлагались людьми, не оправдались.
Полковник Нелютов видел, как тяжело переживает капитан, но не вмешивался в его мысли, чтобы не очень надоедать человеку.
— Когда-то на моей заставе был такой случай... — снова начал он, разгрызая яблоко.
Видел, что Шопот не слышит, понимал, что говорит совсем не то, что следовало, но не знал, что именно нужно говорить в таких случаях, сердился на себя в душе, обзывал дураком и недотепой, но помочь ничем не мог пи себе, ни, тем более, капитану.
Завидовал тем командирам, которые в таких случаях супят брови, грозно посматривают на подчиненных, ворчат, отчитывают за нерадивость по службе, гоняют нижних чинов на чем свет стоит. Начальник заставы должен был знать, что именно такой погодой пользуются враги. И должен был сделать все, чтобы предотвратить нарушение границы.
Покричит вот так, побранится, кого-нибудь накажет, кому-нибудь испортит настроение, а то и... карьеру и «отведет себе душу»; уже кажется ему, что дело налажено, и нарушитель пойман, и неприятностей никаких для него (главное — для него самого!) нет. А на самом деле?
На самом деле, кричи не кричи — враг слоняется где-то по нашей земле, делает свое черное дело, шпионит, вредит, убивает.
Видимо, потому полковник Нелютов не признавал «волевых» командиров, не любил «брать горлом», — наоборот, любой ценой старался успокоить своих подчиненных, подбодрить их в тяжкую минуту, ибо знал: тут необходимо концентрирование всех сил, и если человек растрачивает свою энергию на что-то второстепенное, если он будет раздражен еще посторонними факторами (правда же, несколько странно звучит слово «фактор» применительно к начальнику отряда?), то не жди от него мудрых решений и точных действий! Капитан Шопот деликатно высиживал за столом, ожидая, пока встанет полковник. Нелютов знал, что начальнику заставы нужно ехать на контрольно-пропускной пункт. Он сам просил его об этом, поскольку после обеда там должны были проезжать иностранные туристы, поэтому он не стал злоупотреблять своим положением, не закончив рассказа, поднялся, сказал:
— Благодарю за обед начальника и старшину.
Шопот тоже мигом вскочил, надел фуражку, которую держал возле себя, козырнул:
— Мне пора на контрольно-пропускной пункт. Разрешите ехать, товарищ полковник?
— Поезжай, — ответил Нелютов. Думаю, эту непрошеную птицу мы скоро поймаем.
Микола уже ждал капитана в машине. Мотор рявкнул, как только начальник заставы открыл дверцу.
— Сегодня я так их прошурую, что ничего не укроют, — выруливая на шоссе, похвалился он капитану.
— Отставить, — сухо отрезал Шопот. — Туристы не должны даже догадываться, что у нас здесь произошло. Никакой нервозности, никаких придирок. Все, как всегда: вежливо, деликатно, точно — и бдительно.
— Так точно! — обрадованно крикнул Микола. — Бдительно! У меня и комар не спрячется!
Возле шлагбаума уже выстроилось несколько машин.
В старом черном ковчеге путешествовали сестры-англичанки. Одной было за восемьдесят, другой — семьдесят с лишним. Пароходом они переправились через Ла-Манш, потом стали на колеса и, чередуясь за рулем, объехали всю Европу. «Железные старушки», — подумал Шопот.
В зеленом микробусе, оборудованном под передвижную спальню, путешествовала парочка швейцарских студентов. Туристский парадокс: со всего мира едут люди, чтобы посмотреть живописные горы Швейцарии, а эти отправились на Карпаты. Но кто знает, чего человеку хочется?
Еще одна пара — итальянский промышленник, пожилой, грузный, коротконогий мужчина, и его молодая жена в экстравагантных брюках, разрисованных под тропического удава, и в опасно декольтированной блузке — прикатила на американском «ягуаре»: низенькая двухместная белая машина, длинная, с могучим мотором, колеса — для прочности — со старомодными спицами. Машина производила впечатление малопривлекательное, но промышленник, которому страшно хотелось похвастаться и молодой женой, и машиной, и богатством, сразу же принялся рассказывать капитану, путая итальянские, французские и английские слова, о том, что он купил ее в Соединенных Штатах, где проводил с женой свадебное путешествие, что отдал за машину двадцать тысяч долларов (целое состояние!), что «ягуар» легко дает двести километров в час.
Возвращался домой и старый «знакомый» капитана и Миколы — одутловатый немец в сером костюме с траурной ленточкой на лацкане пиджака.
Пока сержанты осматривали машины, контролер попросил у туристов паспорта, вошел в канцелярию, сел за стол. Паспорта лежали перед ним — разноцветные книжечки с чужими гербами на обложках; если бы документы умели разговаривать, они многое рассказали бы пограничнику о тех людях, в карманах которых прибыли сюда. Но паспорта молчали. С фотографий смотрели на контролера те самые люди, которые прогуливались там, за окном, в ожидании завершения формальностей.