Капитан «Смелого»
Шрифт:
– Неправильно! Сначала надо сказать: «Кто идет?..» Сразу стрелять нельзя. Своего убьешь, товарища убьешь. Надо говорить: «Кто идет?» Потом надо сказать не ружье, а винтовка.
– Повтори! – требует Костя. – Так! Теперь отвечай, что нужно сделать с часовым, если на вверенный ему объект пробрался шпион?
– Судить… – колупая палубу сапогом, отвечает Петька.
– Правильно! А теперь скажи, матрос Петька Передряга, что мы должны сделать с тобой, который пропустил на судно козла?
Петька Передряга вскидывает длинные ресницы, оторопело открывает рот. От обиды, от неожиданности он начинает шмыгать
– Костя, большой матушка! Чего привязался к Петьке, отставай! – Щелочки глаз боцмана блестят сердито, и, вероятно, от этого на палубе становится еще веселее. Петька Передряга переступает с ноги на ногу, томится.
– Валентин! – обращается к штурману капитан. – Присматривай за курсом…
Отложив книгу, капитан сдвигает на лоб очки, неторопливо массирует уставшие веки пальцами.
– Иди сюда, Хохлов! – приглашает он, найдя взглядом Костю.
Речники замирают. Штурвальный, незаметно подмигнув Вальке Чиркову, идет к капитану.
– Слушаю! – по-уставному вытягивается Костя, а сам старается сообразить, что сделает капитан, как будет «снимать стружку».
Обычно Борис Зиновеевич делает так: сперва легкая проработка с глазу на глаз, потом – в случае необходимости – общее собрание, на котором капитан тяжело вздыхает и поговаривает насчет того, что, пожалуй, на берегу он легко терпел бы подобное, но на судне, где дисциплина превыше всего, склонен к тому, чтобы… В общем, он пока удерживается от выводов, пусть их делают товарищи… Говорит в это время капитан скучными, незнакомыми словами: «Превыше всего… Выводов я не делаю! Есть поступки и проступки!» Костя предпочитает разговор с глазу на глаз, когда Борис Зиновеевич со смаком, точно от арбуза откусывает, произносит любимую ругань: «срамец». Совсем хорошо, когда капитан накричит, тогда можно ходить с обиженным видом, ожидая, что Борис Зиновеевич, устыдившись, начнет замаливать грехи. «Ладно, Костя, оба виноваты. Покричали, и будет!» – «Да ведь как кричать! Ежели напрасно, то оно обидно!» – всегда говорит в таких случаях Костя. «Как напрасно! Ты же вышел на вахту в грязной робе!» – «Пятнышко – не грязь!» – упирается Костя, но тон сбавляет, – как бы снова не рассердить капитана упоминанием о пятнышке, которое во весь воротник. Сбавляет тон, и наступает мир… Хорошо! Самое же страшное – общее собрание.
Раздумывает и капитан. И сквозь шум и гам слышен сердитый голос капитана:
– Марш, Костя, с палубы! Чтоб я тебя, зубоскала, здесь сегодня не видел!
На палубе взрывается второй раз за день здоровый, ошеломляющий, громкий хохот ребят. Иван Захарович наяривает на губной гармошке «Камаринскую», трясет от восторга длинными ногами. Кричит боцман Ли:
– Правильно, капитана. Большой матушка, Костя Хохлов!
Матрос Петька Передряга заливается колокольчиком.
И все так же сердито, из-под выпуклых очков, но с зажатой в краешках губ усмешкой капитан грозит пальцем:
– Вы тоже, срамцы, выкамаривать здоровы! Смо-о-от-ри-те у меня!
Затем командирским голосом:
– Матрос Передряга, замените штурвального Луку Рыжего.
Как слива солнцем, наливается радостью лицо Петьки. Кидается парнишка в рубку, в нетерпении оттолкнув Луку локтем, дрожащими пальцами
Перед острым Петькиным взглядом двоятся, мечутся из конца в конец плеса белые столбики створа. Секунду назад были на одной линии, а вдруг раздвинулись, поплыли в стороны с бешеной быстротой. «Расходятся!» – задыхается в тревоге Петька.
– Лево руля! Еще… Еще! Так держать! – слышит Петька капитана. Он скатывает штурвал, и «Смелый», сам «Смелый», послушно поворачивается!
– Так держать!
Сердце рвется из Петькиной груди.
Сквозь тугой напор Чулыма и ветра бежит «Смелый» к Чичка-Юлу. Пенный след за кормой набухает синью, темнеет, маслянится вода. Река к вечеру спокойно и плотно укладывается в земляное ложе, уютно пошевеливается в нем, как усталый человек в кровати. Поблекшее солнце еще висит над зубчатыми тальниками.
На палубе тишина. Предвечерний час на пароходе молчалив и задумчив. Кругом ни домика, ни огонька. Вода и «Смелый» – ничего больше на свете, а темнеющее небо все больше походит на реку, смыкается с ней.
Лодка на вечерней реке – неожиданность. Невесть откуда выныривает она, пересекает реку далеко от парохода; движется медленно – то ли очень велика, то ли перегружена. За лодкой река пылает багрянцем, и от этого не разобрать, обласок ли, завозня ли, а по черточкам взлетающих весел трудно узнать, сколько человек гребет.
– Сено плавят, – говорит Валька Чирков. Только зоркие глаза штурмана могут увидеть груз.
Лодка в воде по самые борта. Капитан теперь отчетливо видит гребцов, надутую ветром синюю рубаху кормчего, белую копну волос гребца. «Совсем мало запаса!»
Капитан переходит к носовому лееру. В это время беловолосый гребец вдруг останавливается, смотрит на «Смелого» и бросает весла. Рулевой машет руками, видимо, кричит что-то, а беловолосый падает на дно лодки и замирает. Сквозь шум машины парохода слышится его тонкий звенящий голос. Еще не сообразив, что может случиться, повинуясь инстинкту, капитан бросается к рубке.
– Стоп! Задний.
Шипит пар. Завалившись на борт, «Смелый» вздрагивает, как от толчка в берег, и эту кутерьму звуков и движений перекрывает протяжный щемящий крик Петьки Передряги.
– О-о-о-о! Пе-еревернулись!
Длинным, неловким, как в замедленном кинофильме, движением поворачивается капитан к лодке и сначала ничего не может понять: вместо нее на волнах покачивается что-то белое, веселое. Потом, вглядевшись, догадывается, что это непросмоленное дно, а рядом с ним вспухают два розовых фонтанчика – барахтаются в ледяной весенней воде люди. Над рекой несется крик:
– По-о-о-о-моги-те-е-е-е!
И с капитаном происходит то, что всегда случается с ним в минуты опасности: время останавливается. Проходят секунды, минуты, а ему кажется – события разворачиваются медленно, словно на ленте, которую осторожно развертывают перед ним. Странное и непонятное это ощущение: у капитана невероятно много времени, чтобы раздумывать, командовать.
– Шлюпку на воду! Чирков, Рыжий, Ли – в шлюпку! – приказывает он.
Летят в Чулым спасательные круги, завизжав блоками, падает шлюпка, прыгают в нее Чирков, Лука, боцман Ли и Петька Передряга.