Капитан «Смелого»
Шрифт:
По-медвежьи переваливаясь, подхватив на широченные плечи мешки с провизией, теплой одеждой, уходят сплавщики. Их окружают жены, ребятишки, провожают до самого плота. Толпа на берегу смолкает. Раздаются голоса: «Хорошо подзаробят ребята!.. Шутка ли – двенадцать тысяч четыреста!» – «Н-да, и на четушку небось останется!» Под веселый разговор, под благоговейное молчание и вздохи родных сплавщики ступают на головку плота – серьезные, солидные, крепкие.
Считанные минуты остаются до отхода «Смелого».
Прямо с борта парохода, минуя трап, спрыгивает на берег Валька Чирков. Выскакивает на яр, гикнув, прыгает
– Борис Зиновеевич! – кричит Валька, хотя стоит уже рядом с капитаном. – Борис Зиновеевич! Готов к отправлению.
– Тише ты, труба иерихонская! – морщится Ярома.
– Есть тише! – по-прежнему счастливым голосом орет Валька.
– Хорошо, Валентин! – кивает капитан. – Иди на пароход… Я сейчас!..
Ярома насмешливо цыкает, махнув рукой, говорит так, словно приляпывает печать:
– Мальчишка! Какой это помощник – шантрапье!
– Валька? – вздергивает брови капитан.
– Он! – охотно подтверждает Ярома, и тогда раздается тихий голос Уткина, который молчал час кряду:
– Прирожденный капитан! – замечает Уткин и, не интересуясь реакцией Яромы, принимает прежнюю позу – спокойную, созерцательную, точно и не он неожиданно вступил в разговор. Ярома хмыкает.
– Спиридон прав! – серьезно поддерживает капитан. – Чирков рожден речником. От отцов и прадедов унаследовал моряцкую жилку.
– Умишко у него, наблюдаю, безвычурный! – не сдается Ярома.
– Зря, Степан! – уже ревниво говорит капитан. – Валентин – моя надежда! В полночь разбуди парня – скажет, что под днищем «Смелого».
Не слышит Валька Чирков этих разговоров – врывается на пароход, дергает рычаг сифона, сквозь густой рев «Смелого» кричит в машинное отделение: «Товсь! Побежим скоро!», тем же стремительным аллюром выскакивает на причальный мостик, становится рядом с машинным телеграфом. И чудное дело происходит с Валькой – успокаивается штурман, унимает сумятицу рук, ног, гонит с лица восторженную улыбку. Руки твердо и властно ложатся на медные поручни, ноги находят устойчивую позу, глаза наполняются начальственной влагой, а крутой юношеский подбородок задирается вверх, показав две твердые складки. Мелко вздрагивающая под ногами палуба вливает в Вальку уверенность, солидно округляет движения, взрослит двадцатидвухлетнего парня, отняв наносный разухабистый шик, расхлябанность.
– На корме! Не зевать! – покрикивает Валька, и капитан незаметно для Яромы улыбается: в голосе Чиркова он слышит свои, капитанские, интонации, да и фраза – его.
– Надо бежать! – обращается к Яроме капитан.
– Отваливай! – хрипит Ярома.
– До свиданья! – Капитан протягивает руку.
– Отваливайте, отваливайте! – Ярома хватает руку капитана, судорожно сжимает и сейчас же отпускает. – За лежнями приглядывайте.
– Добро, Степан! Речники спускаются под яр…
Снова ревет «Смелый» – один длинный гудок, три коротких и еще один длинный. С деревянным грохотом падают трапы, змейками уползают на пароход швартовы. Торопливые слова команды, крики, звон меди, первые звуки поршней доносятся до Яромы. На причальном мостике стоит Валька Чирков и, прижав к губам рупор, командует сплавщиками. Капитан рядом с ним, облокотился о поручень, посматривает,
– Немного попридержать! – гремит рупором Чирков.
В воздухе снова мелькают канаты, плот скрипит; булькают, падая в воду, комки глины с яра, у берега завиваются глубокие воронки. Медленно, нехотя передняя часть плота двигается за пароходом, а сам плот точно пристыл к берегу. «Смелый» натуживается, яростно бьет плицами, буксирный трос тревожно звенит. «Зачем держит швартову?» – сердито думает Ярома, торопливо затягиваясь папиросой. Он собирается крикнуть капитану, чтобы освободил швартову, но Валька опережает его:
– Отдать левую!
Плот отдирается от берега, крутой извилиной выходит в протоку. Капитан что-то говорит Вальке, и штурман нагибается над переговорной трубой. Над «Смелым» гаснет черный столб дыма, машина передыхает, но плот, уже взяв разгон, плавно струится из узкой гавани. Точно живой, идет плот по протоке.
– Так держать! – командует Валька.
Капитан отрывается от поручней, переходит на корму парохода, с которой лучше виден Ярома, стоящий рядом с кривой ветлой. Капитан машет рукой. Ярома отвечает. Он хорошо еще видит маленькую фигуру капитана, рубку, султан дыма, разноцветные колесики спасательных кругов. Потом яр заслоняет пароход, видны только мачты, а еще через мгновенье – не видно ничего, лишь плывет плот – далекое продолжение «Смелого». А потом и плота нет – быстро мелькают головка, сплавщики у ворота и маленький красный флаг.
Ярома остается один. «Все!» – бормочет он, когда головка скрывается за яром. Убежал капитан! Тяжелое предчувствие охватывает сплавщика… Представляется Яроме, как на будущий год прибежит на сплавной участок капитан Валька Чирков, рассеянно поздоровается с Яромой и пойдет распивать пузатый графинчик водки с дружком Гребневым, и будут говорить они о своих, непонятных Яроме, делах, смеяться и совсем забудут о капитане и о нем, старом сплавщике Яроме. Пройдет еще год, два, и принесет Ярома справку на серой бумаге, где сказано, что износился он. А по сплавному участку станет бегать новый начальник, такой же молодой и суматошный, как Валька Чирков.
– Товарищ начальник! – слышит позади голос Ярома. Старик оборачивается, недовольно смотрит на Гребнева.
– Собрали лес, Степан Григорьевич… – виновато, смущенно говорит Гребнев, – оплошка вышла…
– То-то! – отвечает Ярома и с непонятным любопытством разглядывает Гребнева. У парня крепкое обветренное лицо, широко поставленные серые глаза, маленький пухловатый рот очерчен твердо; на виске розовый шрам – царапнуло до кости бревном года два назад, когда в половодье разбирали затор на реке. Хорошее, смелое лицо у парня, а смотрит в сторону, виляет взглядом, чтобы не встретиться с глазами Яромы.
Начальник сплавного участка проводит ладонью по усталому, посеревшему лицу. Словно наяву встает перед ним сияющий, счастливый Валька Чирков… Бежит навстречу капитану, лучится смехом, радостью, любовью к Борису. «Моя надежда!» – произносит ревнивый голос капитана, затем Ярома слышит себя: «Мальчишка!» От этого голоса на душе становится муторно, тревожно. Затем перед глазами опять Валька Чирков, стоящий на мостике «Смелого», кричащий в рупор начальственно, уверенно. И фигура капитана рядом с ним – спокойная, доброжелательная…