Капитан Сорви-голова
Шрифт:
Не успели его развязать, как он завопил:
– Сорви-голова!.. Где Сорви-голова?
Никто ему не ответил, никто не принимал всерьез его вопли – все думали, что майор просто пьян или спятил с ума.
– Да говорят же вам, болваны, Сорви-голова в лагере!..
И, схватив шашку, Колвилл опрометью понесся по лагерю, исступленно вопя:
– Брейк-нек! Брейк-нек! Ловите Брейк-нека!.. Тысяча фунтов тому, кто его задержит!
Сорви-голова пользовался у англичан столь же лестной, сколь и опасной для себя популярностью.
Его имя вместе с обещанием награды, повторенное вслед за Колвиллом несколькими солдатами, вскоре подхватили сотни, тысячи солдат.
– Брейк-нек!.. Тысяча фунтов!.. – неслось отовсюду.
Разумеется, Сорви-голова вторил им в унисон, переходя иногда и на более высокие ноты. Эта уловка снова удалась ему, во всяком случае помогла хоть немного выиграть время.
Но без каски, в измятом мундире он не мог долго сходить за английского солдата. Дела его неизбежно должны были принять другой оборот.
Однако Сорви-голова принадлежал к людям, которые в случае необходимости умеют все поставить на карту. Он прибегнул к остроумной, хотя и чреватой опасностью диверсии.
Убегая от преследователей, он случайно очутился возле лошадей артиллерийского парка.
Служба охранения несколько ослабевает в центре лагеря, окруженного двойной цепью часовых и конных патрулей, особенно после трудного дневного перехода и ночной тревоги, которая, как это было сегодня, нарушила отдых измученных людей. Поэтому Жану и удалось подойти к лошадям, не возбуждая подозрения заспанных да к тому же и малочисленных часовых.
Кони были привязаны незамысловатыми узлами.
В какие-нибудь полминуты, рискуя получить хороший удар копытом, он отвязал десятка три лошадей, которые, почуяв свободу, разбежались во все стороны.
Лошади с громким ржаньем неслись, сшибая с ног людей, метавшихся по лагерю с криками: «Брейк-нек!.. Брейк-нек!..»
Смятение все росло и вскоре достигло ужасающих размеров, ибо Сорви-голова продолжал под прикрытием ночи свою дьявольскую работу, отпуская на волю все больше и больше коней. А те, возбужденные непривычной обстановкой, бешено мчались куда глаза глядят, опрокидывая палатки и сбивая с ног людей.
Артиллеристы бросились ловить лошадей. Пушки на какое-то время (о, совсем ненадолго!) остались без охраны. Но Сорви-голова со свойственными ему изумительным хладнокровием и ловкостью сумел воспользоваться и этим кратким мгновением.
– А, господа англичане! Так вы предлагаете за мою голову тысячу фунтов? Но я же вам говорил, что она стоит гораздо большего. Сейчас вы убедитесь в этом…
Жан вспомнил о взрывчатке, обмотанной вокруг его тела. Он знал, как обращаться с этим оружием, пожалуй, более страшным, чем динамит.
Вытащить шнур, разорвать его на три равные части, обмотать ими механизмы трех пушек и поджечь взрывчатку – все это он проделал гораздо быстрее, чем об этом можно рассказать.
«Жаль, что ее так мало», – думал Жан, убегая сломя голову от пушек.
Взрывы раздались почти тотчас же:
Бум! Бум! Бум!..
И тут же послышался грохот металла и вопли испуганных людей. Лафеты пушек опрокинулись, орудия вздыбились, как пораженные насмерть кони.
Весь лагерь поднялся на ноги.
Люди, охваченные тревогой, ужасом, гневом, хватались за оружие, бегали, суетились, орали без толку, засыпали друг друга вопросами, – словом, усугубляли и без того большой беспорядок, грозивший перейти в панику.
Одни хлопотали вокруг искалеченных пушек, другие охотились за никак не дававшимися лошадьми, третьи толпились вокруг пьяного и разъяренного майора, который, не переставая, вопил:
–Сорви-голова! Говорю вам, это-Сорви-голова!.. Тысяча фунтов тому, кто его задержит!
Никто уже не мог разобраться в происходящем. Одни начальники приказывали играть тревогу, другие – отбой, однако ни те, ни другие приказы так и не исполнялись.
Кончилось тем, что о Жане совсем забыли.
А Сорви-голова, добившись своего, не терял понапрасну времени.
Взамен каски он нашел фетровую шляпу с инициалами C.J.V, видно, оброненную в суматохе каким-нибудь волонтером, и, напялив ее, преспокойно, с беспечным видом гуляки, направился к границе лагеря.
Его уверенная походка, хорошая военная выправка и форма хаки, которую он успел кое-как привести в порядок. служили ему пропуском.
На него никто не обращал внимания, хотя имя Брейк-нек в сочетании с кругленькой суммой, обещанной в награду за его поимку, так и вертелось у всех на языке.
Приметив кабачок, двери которого только что открылись, Жан вошел туда с непринужденностью человека, карман которого туго набит золотом. Содержатель распивочной, почуяв в нем солидного гостя, почтительно вышел к нему навстречу.
Сорви-голова, у которого уже созрел новый план действий, потребовал шесть бутылок виски самого лучшего качества.
Хозяин, галл по происхождению, изъяснялся на таком же фантастическом английском языке, как и Сорви-голова. Он даже не заметил, что его покупатель говорит на жаргоне, который, несомненно, вызвал бы подозрения у чистокровного англо-сакса.
Зато он тотчас же догадался содрать с Жана двойную цену, вероятно, по случаю ночного времени. Такова уж повадка всех содержателей ночных питейных заведений. Сорви-голова, притворившись слегка опьяневшим, расплатился не торгуясь, но потребовал, чтобы ему дали еще провиантскую сумку,
– Хочу отнести бутылки своим товарищам на посту, – пояснил он.
За сумку ценою в пять шиллингов кабатчик содрал с него целую гинею.
Из распивочной Сорви-голова вышел покачиваясь, со шляпой набекрень.
– Товарищи хотят пить, – во всеуслышание рассуждал он, – Канадцев всегда мучает жажда. Отнесу-ка я это виски землякам.
Его остановил патруль. Сорви-голова протянул капралу бутылку виски.
– Только не все, капрал, – приговаривал он, – товарищи на посту томятся жаждой… Канадцы всегда хотят пить.