Капитан "Старой черепахи"
Шрифт:
Робине схватился за пуговицу тужурки, и Никитин увидел — руки англичанина дрожат.
— Ну, что вы скажете теперь? — спросил Никитин, когда Репьев закончил краткое изложение подслушанного им разговора.
— Я должен сказать... — начал Робине. — Я хочу сказать, что Сидней Рейли ошибся. Он говорил мне, будто чекисты — плохие контрразведчики.,.
После всей этой истории не было уже нужды держать в тайне пребывание Николая Ивакина. Он приехал в Одессу, и Никитин предоставил ему отпуск.
— Куда же ты поедешь? На Волгу, в Сормово?
Ивакин смутился и лишь на повторный вопрос ответил, что перед поездкой домой хотел бы навестить Олесю Семенчук...
В мае в Одессу пришла из Туапсе только что спущенная на воду новая моторно-парусная шхуна «Оля», с Балтики по железной дороге привезли портовый катер «Ваня», из Таганрога прибыл буксир «Сильный».
Вместе с капитально отремонтированной «Валютой» все эти суда составили первый Черноморский пограничный отряд.
Командовать отрядом предложили Ермакову, но Андрей попросился на учебу в Петроградское военно-морское училище.
— Вы, товарищ Никитин, сами ведь говорили, что чекистам обязательно надо учиться.
— Ничего возразить не могу, учись, товарищ Ермаков. Надеюсь, что потом опять вернешься к нам в Чека. Нам предстоит еще очень упорная борьба с врагами Родины, упорная, трудная и долгая.
Никитин помолчал, и Андрею показалось, что он взгрустнул.
— Катя с тобой поедет? — спросил Никитин.
— Да, — кивнул Андрей. — Она поступает на медицинский факультет.
— Ну, поздравляю. Смотри береги ее, не обижай. У тебя ведь характерец немного сумасшедший...
Их провожали в конце августа. На вокзал пришли Анна Ильинична с соседкой и все друзья: и Никитин, и Павел Иванович Ливанов — он был теперь механиком морского отряда, и Серафим Ковальчук — его «азначили командиром «Валюты», и Николай Ивакин с Олесей и ее братишкой Петрусем, и только что выписавшийся из больницы Макар Фаддеевич с Леночкой и Светиком.
Незадолго до отхода поезда на вокзал приехал И профессор Авдеев.
— Ну, вот-с, батенька, и опять в дорогу. Как это у вас, моряков, говорится: счастливого плавания!..
Поезд отошел от Одессы поздно вечером. Андрей открыл окно, и они с Катей молча смотрели в темную степь. Им было и радостно и печально. Над Одессой долго еще горело зарево. Пахло чебрецом и еще какими-то степными травами, но Андрею чудилось, что это пахнет родным Черным морем...
Пограничные рассказы
«Пост семи героев»
К рассказам не принято писать предисловий, однако события, о которых речь будет ниже, требуют нескольких предварительных слов.
В Киргизии многие знают историю высокогорного пограничного поста Кашка-Су и, рассказывая ее, обязательно добавят, что на том месте, где стоял пост, воздвигнут памятник, на котором высечены имена семи комсомольцев-пограничников.
Если тебе, читатель, доведется побывать в тех местах, обнажи голову, суровым молчанием почти память героев и спроси свое сердце, так ли преданно бьется оно, как бились их сердца...
Дорога к «Посту семи героев» идет через Алайскую долину. По южную сторону долины возвышается Заалай. За хребтом — граница. Она извивается по ущельям, падает в пропасти, пересекает стремительные, пенистые, холодные реки, круто взбирается в горы...
В апреле 1927 года в этот район, охраняемый Алай-Гульчинской пограничной комендатурой, вторглись из-за рубежа басмаческие банды Барбаши Мангитбаева и Джаныбека-Казы.
Сотни басмачей, вооруженных старыми длинноствольными ружьями и новенькими английскими карабинами, напали на немногочисленные гарнизоны пограничных застав, стремясь прорваться в глубь Советской Киргизии.
О появлении басмачей первым сообщил на пост Кашка-Су вернувшийся под утро из дозора Иван Ватник: «По черному ущелью продвигается банда сабель в двести».
Старшина поста Андрей Сидоров решил немедля предупредить соседние заставы Ой-Тал и Ишик-Арт о грозящей им опасности. На Ишик-Арт он послал Ивана Ватника, на Ой-Тал направился сам.
Миновав спящий кишлак — с десяток прилепившихся к горному склону юрт, Сидоров услышал конский топот. Кто-то быстро приближался навстречу. Старшина придержал лошадь и скинул с плеча винтовку-драгунку. Из-за скалы выехал статный всадник. Сидоров с удивлением узнал в нем старого чабана Сулеймана из кишлака Сары-Бай. Они познакомились два года назад, когда пограничники учили киргизов косить траву и заготовлять на зиму сено. С тех пор Сулейман называл себя вечным другом «зеленых шапок»: овцы не гибнут больше от страшного джута [6] .
6
Джут — массовый падеж скота от бескормицы.
Не слезая с разгоряченного коня, Сулейман с тревогой рассказал, что ночью в Сары-Бай приезжали неизвестные люди; они раздали манапам [7] винчестеры и патроны. Сегодня манапы ждут курбашей [8] — Мангитбаева и Джаныбека-Казы. Старшине ехать через Сары-Бай нельзя. Возможно, что сейчас басмачи уже в кишлаке.
Сидоров поблагодарил старика и посоветовал переждать день-другой на посту: вдруг басмачи дознаются, что Сулейман предупредил пограничников.
7
Манапы — кулаки, богатеи.
8
Курбаши — басмаческие главари.