Капитан "Старой черепахи"
Шрифт:
Яшка хотел было сказать часовщику о том, что сегодня утром «Валюта» ходила в море, но сообразил: сейчас лучше помалкивать, — новость доказывала провал всей истории с Симой Пулеметом. Англичанин рассвирепеет, и, кто его знает, не придет ли ему в голову блажь отказаться от побега. А Лимончик не желал оставаться в Одессе ни одного лишнего часа.
— Сейчас начнется, — сказал Яшка, поглядев на светящийся циферблат часов.
И точно в назначенную минуту со стороны расположенного неподалеку курорта Аркадия раздались выстрелы. Долговязый поднял шум, инсценируя нападение на склад приморского ресторана.
Англичанин молча пожал Пфефферу руку, и тот скрылся в кустарнике.
— Пошли! — шепнул Робине Лимончику.
Внизу послышался топот ног: трое пограничников пробежали в сторону Аркадии. Остановившийся было Яшка снова начал спускаться. Он первым спрыгнул с камня на прибрежный песок и не успел оглянуться, как под левую лопатку ему вонзился кинжал. Яшка приподнялся на носки, выронил чамодан, выгнул руки назад, схватился за рукоятку кинжала и упал лицом на камни.
Робинс бесцеремонно перевернул убитого, расстегнул у него пальто, пиджак, вытащил два бумажника, спрятал к себе в карман, схватил чемодан и побежал к скале, за которой стояла лодка Тургаенко.
Рассвет наступил мутный, со снегопадом. Милях в девяти от Одессы снегопад сменился метелью. Брызги, снег, ветер слепили глаза.
Ермаков и боцман стояли у штурвала, с трудом направляя «Валюту» наперерез тяжелым волнам, которые вырастали перед самым носом и, пронзаемые бушпритом, заливали бак.
Ермаков сомневался, удастся ли в такую осатаневшую погоду увидеть рыбачью лодку. И вдруг она вынырнула в двух кабельтовых с левого борта. Буквально вынырнула из пены, брызг и снега. Да к тому же не одна, а вместе с шхуной Антоса Одноглазого.
Антос только что принял с лодки пассажиров и, бросив ее на волю волн, поднял паруса.
«Валюта» пронеслась мимо «грека», оставшегося за кормой. Стрелять на таком расстоянии при сильном накате было бессмысленно. Словно забыв о крепком норд-осте, Ермаков скомандовал:
— Поворот через фордевинд, гика-шкот травить! Шхуна покатилась под ветер, резко накренилась,
паруса наполнились, грозя перевернуть ее. Пограничники крепко держали шкоты в руках.
Репьев, стоящий у пулемета вместе с Соколовым и Уланцевым, невольно прикусил губу.
Едва «Валюта» стала бортом против ветра, как раздались слова новой команды:
— Кливер-шкоты травить!
Пограничники понемногу перепускали между пальцев мокрую снасть. Корма шхуны подошла к линии ветра.
— Грот на гитовы!
Пограничники поспешно подтянули нижнюю кромку паруса к рее, чтобы он не работал. «Валюта» повернулась в желаемом направлении, и Ермаков произнес слова последней команды:
— Кливер-шкоты травить!
Парус распустился в нормальное положение, и все облегченно вздохнули.
— Пятнадцать лет на флоте, а такого не видал! — прошептал Ковальчук.
Теперь шхуна оказалась мористее «грека» и отрезала ему путь к бегству, как и в памятный день аварии на минном поле.
— Подсекай парус! — крикнул Ермаков Макару Фаддеевичу.
Гулко пробарабанив, пулеметная очередь сбила гребень волны перед форштевнем «грека». Следующая очередь продырявила кливер. Но Антос не сдавался. Он поставил все паруса до места, и его шхуна резко рванулась вперед. Однако пулемет сделал свое дело: прорванный кливер не выдержал напора восьмибалльного ветра и лопнул, разлетевшись в мелкие клочья...
Погоня продолжалась не меньше часа. Расстояние между судами медленно, но уменьшалось.
— Нагоняем! Нагоняем! — обрадованно крикнул Ермакову Репьев.
Лохматыми чудовищами неслись над морем низкие тучи. Ветер ревел в снастях с неистовой силой.
Антос попытался поднять новый кливер, но его тотчас сорвало, а у «грека» была одна надежда на паруса. Стало ясно, что игра проиграна. «Валюта» находилась всего в нескольких десятках сажен от шхуны контрабандиста,
Тогда контрабандисты также открыли пулеметный огонь и ранили Соколова. Он упал, попытался подняться, но не смог: окатившая палубу волна потащила его к борту, и Репьев едва успел подхватить сигнальщика и отнести в кубрик.
Через несколько минут «Валюта» поравнялась с «греком». Перестрелка усилилась. Ермаков видел, как были ранены два контрабандиста и какой-то человек выбросил за борт чемодан.
Вначале Андрей думал взять Антоса на абордаж, но все усиливающееся волнение вынудило отказаться от этого заманчивого плана: судна разбились бы друг о друга. Оставалось, идя рядом, пережидать шторм. Все равно Одноглазый уже никуда не уйдет.
Вскоре шторм вынудил прекратить стрельбу. Теперь в первую очередь следовало думать о безопасности судна.
Ермаков оставил на мачте только взятые в рифы грот и кливер и повернул шхуну против обезумевшего ветра.
Положение шхуны Антоса было куда опаснее: она была меньше «Валюты», и море швыряло ее без пощады. Волны одна за другой перекатывались через небольшое суденышко, сломали мачту и смыли весь рангоут.
На нос «Валюты» с грохотом обрушилась стена воды вышиной в добрых полтора этажа.
С ревом и одновременно с каким-то булькающим шипением холодная вода затопила палубу и стоящих у штурвала Ермакова, Ковальчука и Репьева. Макару Фаддеевичу показалось, будто его ударили тяжелой доской, и он уцепился за поручни, к которым его прижала волна.
— Не зевай! — крикнул Ермаков.
Он крикнул еще что-то, но Репьев не расслышал. Его внимание привлекла шхуна врага, поднявшаяся на гребне соседней волны, готовой вот-вот опрокинуться на шхуну. Казалось, еще секунда — и шхуна грудой обломков рухнет на палубу «Валюты».
Макар Фаддеевич невольно отпрянул, но «Валюта» сама взлетела на гребень, и шхуна очутилась уже где-то далеко внизу в провале между гигантскими волнами.
Через секунду «Валюта» снова провалилась между холмами и опять приняла на свою палубу лавину бушующей воды. Когда же с вершины нового гребня пограничники оглядели море, они уже не увидели шхуны — на ее месте чернели лишь головы барахтающихся людей.