Капитан. Наследник империи
Шрифт:
– Мы не сможем долго скрывать болезнь императора, – сказал капитан, дождавшись, пока охрана наследника отгарцует подальше.
– Да, – непривычно кратко ответил Содара. – Мы должны исцелить Его Величество до того, как…
«Мы», – насмешливо подумал Немец.
Ну, по крайней мере, парень-то искренне взволнован. Не похоже, что торопится на папино место.
– Кроме того, несвоевременная болезнь Его Величества может осложнить отношения с сопредельными государствами.
Армия вымотана северным походом, перевёл капитан. Резервы истощены,
А соседи не спят, правильно.
– Я привёз книги по эпидемиологии… по борьбе с поветриями, – сказал он вслух.
– И?
– Никто из местных не может их прочесть.
– Ты прекрасно владеешь вагну. Ты мог бы перевести свои свитки… пусть только самое важное, то, что поможет нам…
– Я не врач, – покачал головой капитан, – я не могу отличить важное от неважного. Можно было бы пояснить отдельные моменты. Но не науку, изложенную в этих книгах. Они рассчитаны на совсем иной уровень технологии. И другой уровень общества.
– Мы кажемся тебе дикарями? – вскинул исцарапанный подбородок Содара.
– Нет, – сказал капитан, ничего не поясняя.
Он предпочитал не обращать внимания на справедливые обидки всяких сопляков, даже принцев.
Впрочем, сопляк сопляку рознь: Содара понял его верно и прикусил язык.
– Его Величество не верит ни в какую «Великую Чуму», – сказал принц после непродолжительного молчания. Из рощицы доносился бодрый перестук топоров. Всхрапывали кони, стрижеными хвостами отгоняя мошкару.
– Носовое кровотечение уже открылось? – спросил Немец, любуясь отблесками на пластинах доспеха.
– Нет, – неохотно произнёс принц, нахмурив брови, – но тонкие жилки лопаться начали. Обе зеницы Его Величества совершенно красны от разлившейся крови…
– Так осень на дворе, – равнодушно заметил капитан, – яблоки созрели.
Содара всё-таки не выдержал и раздул ноздри.
– Капитан! – начал было принц, багровея лицом.
– Ты не хрен с бугра! – резко сказал Немец. – Ты принц! Император – твой отец. Хочешь спасти? Хочешь спасти отца, хочешь спасти Варту – заставь Его Величество выслушать эльфа.
– Пусть, – произнёс Его Величество, одолев очередной приступ жестокого кашля. – Варта – империя людей. Но мы всегда готовы обратить наше внимание и к словам эльфа. Даже столь безумным словам.
Кави переглянулся с Дуртой. Достойный мудрец сосредоточенно поджал губы: признаки совпадали, однако совпадали даже и с избытком – наряду с привычными уже проявлениями земной «пневмонии», император убедительно демонстрировал залитые кровью очи, тонкую сетку жилок на лбу и щеках, неуёмную дрожь в пальцах…
Сомнений не оставалось.
– Ваше Величество, – упрямо произнёс Содара, – вынужден указать на то обстоятельство, что, несмотря на ряд довольно убедительных доказательств – каковые доказательства, впрочем, могут оказаться и ловкой подделкой, – у меня по-прежнему остаётся изрядно сомнений в действительности…
– Пагди, –
– Мы не можем быть уверены, что это и в самом деле Пагди.
– Мы можем быть уверены, – с веской иронией ответил Его Величество, на этот раз явно избегая использовать «мы» в форме множественного числа величия. – Мы – Адинамы.
С этим вполне очевидным положением принц, разумеется, спорить не решился, однако попытался зайти с иной стороны.
– Я отправлял всадников к гробницам. – заявил он. – Покой усыпальницы Адинама Первого не нарушен.
– Мы поклонились гробницам. На нашем обратном пути в Нагару. Меч, несомненно, внутри.
– Отец!..
Адинам Добрый вскинул руку. Ладонь заметно дрожала.
– Вы убедили нас в существовании «грудной чумы». Пусть. Да и сложно было бы не убедиться. – Император закашлялся, сырые пунцовые морщины некрасиво стянули высокий лоб. – Но «Великой Чуме», о которой столь красочно рассказывает нам эльф, просто неоткуда взяться.
Кави, который не знал императора в прошлой жизни, но привык относиться к отцу Севати с известным пиететом – и даже в меру сил подражать его государственной мудрости, – с ужасом наблюдал происходящее. Этот сильный, могущественный человек отказывался признавать очевидное. О да, самому Кави решительно нечем было подтвердить свои слова, своё принесённое из грядущего знание. Однако в справедливости этих слов и этого знания вернее всего уверяло даже и поверхностное сравнение признаков – ибо первым из проявлений Великой Чумы являлось лопанье кровяных жилок в теле.
Затем дрожание конечностей – и сие дрожание у Адинама Доброго делалось всё более явственным.
Затем – кровотечение из внутренних полостей человеческого тела.
Помутнение зрения, затем – сознания.
Наконец – неотвратимая, мучительная смерть.
Знаменитое династическое упрямство Адинамов понуждало Его Величество объяснять очевидное усталостью после тяжёлого похода, внезапной «грудной чумой», даже преклонным возрастом. Однако уверовать в приход той самой Великой Чумы, предсказанной ещё во времена основателей династии, император отказывался – непреклонная воля играла с ним злую шутку, заставляя закрыть глаза на неизбежное.
Кави понимал, что отчасти виноват в этом сам. На сегодняшнем совете он рассказал всё, что помнил о начале поветрия, – умолчав, разумеется, обстоятельства, связанные с Севати, – и подобная решительная откровенность оказалась чрезмерной даже для императора.
Его Величество, задыхаясь, кашляя и грозно блестя алыми очами, безапелляционно утверждал, что раз Пагди не покинул пределов гробницы Адинама Первого, то условие пророчества не нарушено – и Варте ничто не угрожает!..
О милосердные суры! Сколь, оказывается, легко сломать бесстрашного, непреклонного человека – достаточно лишь указать на неизбежность крушения дела всей его жизни!.. И вот мудрейший из правителей прячет уши в дупло друпады.