Капитан. Наследник империи

Дубчек Виктор Петрович

– Эльф… – сказал Урмика, очевидно, что-то там себе прозревая.

– Эльф, эльф, – ответил капитан голосом мультяшного волка. – И у нас таких бойцов – каждый первый. Кто с гранатами, кто так. Спрашивается: чего вы на Варту-то полезли?

– Испокон, – объяснил орк. – Таково наше умонастроение.

Нет, всё-таки дурак, подумал Немец. А вслух сказал:

– Правильно. Менталитет.

– Что?

– Менталитет, – повторил капитан, отбрасывая остатки плахты. – Это когда всякие маленькие, но гордые работать не хотят.

Ты, кстати, в курсе, что у тебя блохи?

– Это конские, – с неохотой пояснил Урмика, – суры благословили ими всадников Степи, дабы знаменовать…

– Смотри-ка, Высочество, – восхитился Немец. – Оказывается, суры благословили! Вот это он и есть – менталитет. А ты, Высочество, моешься каждый день, всё полезное с себя смываешь. Как степь завоюем – не вздумай этим благословлённым бани строить: оккупантами станут звать.

– Мы моемся, – угрюмо сообщил орк.

– Горжусь вами. Ты, гляжу, оклемался? Ваше Высочество – приступайте. Там ещё восемь пальцев осталось.

* * *

– И всё же, капитан: откуда ты настолько чисто владеешь оргну? Я изучал наречие орков с четырёхлетнего возраста и занимался с лучшими…

– Я по-русски говорил, – ответил Немец, промокая залысины рукавом. Даже временная пыточная требовала создания особенной атмосферы: духота, сумрак, доброжелательное внимание палачей… – Я всё время говорю только по-русски.

– Но как же…

– Если чего-то нельзя высказать по-русски, то и высказывать незачем.

Немец рассчитывал хотя бы некоторое время понаслаждаться замешательством Содары, но тот довольно быстро пришёл в себя.

– Пагди! – сообразил принц.

– Он самый, – согласился капитан. – Теперь задумайся вот о чём: впервые с орками я встретился уже тогда, когда Пагди был утрачен. Более того – утрачен в другом мире.

На этот раз принца проняло куда глубже, но пробуксовывать слишком долго капитан ему не позволил.

– А кстати, – сказал он, аккуратно обходя наскоро отрытую противокавалерийскую яму. Армия спешно укреплялась на позиции. – Ты ведь наверняка стихи пишешь?

Содара слегка порозовел. От его стандартной гневной багровости оттенок отличался в заметно более приятную сторону.

– Я… я давно вышел из возраста бессмысленного щелкопёрства, – поведал он капитану, высокомерно вздёргивая подбородок.

– Правильно, – сказал Немец, – а ты из раннего что-нибудь почитай. Чтоб прекрасный принц – да не рифмачил?.. Спой, Высочество, не стыдись.

– Ну, – сказал прекрасный принц, – разве что из раннего.

Он подождал, пока спутники минуют очередной гвардейский пост, – обменялись салютами, – откашлялся и глуховатым, особым «поэтическим» голосом принялся декламировать:

Прелестных ветрениц пленительная свежестьНе разбудит меня от скуки безмятежной.Отраден

мне мечтательный покойВ объятьях маричиасаны золотой.Власов листва и тонкий стан девичий…

Капитан слушал. Большим знатоком поэзии он себя не считал, но темп, рифмы, прочая атрибутика – в общем, всё в переводе звучало практически идеально; встречавшиеся шероховатости относились, по всей видимости, к заслугам исключительно оригинала.

Пагди дал Немцу абсолютное, прозрачное владение языками Вишвы.

Спутники направлялись к той самой, памятной гробнице – Адинама Первого. Содара полушёпотом витийствовал, Немец рассеянно внимал. Армия лихорадочно таскала брёвна и рыла канавы. У ручья отмывался какой-то невезучий городской эльф, спросонья выпавший из друпады.

– Ну, – самым своим дипломатичным тоном произнёс капитан, когда принц всё-таки выдохся, – ещё не Пушкин. Но уже, слава богу, и не Бы-Бродский. Горжусь тобой.

– Это поэты Земли? – спросил явно польщённый вниманием принц.

– Пушкин – да.

– А Быбродский?

– Тунеядец.

– Однако ж. В таком случае…

– Ты уверен, что нет смысла продолжать допрос этого Урмики?

– Младший сын, – сказал принц, стряхивая с себя приятную графоманскую негу, – нет… ничего сугубого он более уже не расскажет.

– Согласен, – неохотно признал капитан. – Пять «рук» – это много?

– Половина Степи, – сказал Содара с мрачной гримасой. – Всего же у орков восемь полных племён. Пять рук – огромное войско. То, однако, не беда: доводилось и паче. Куда более меня покамест волнует дракон.

– Маги?

– Маги… Ты ведь знаешь, синие могли обмануться. Но и жёлтое крыло в полном составе подтверждает нарушение эквилибра стихий.

– Восстановить смогут?

– Единожды пришед, дракон покорится лишь прямому удару.

– Красные?

Содара неуютно повёл бронированными плечами.

– Сами по себе… против дракона они бессильны. Варта дважды переживала нашествие орды со змеем. Оба раза дракона удалось поразить лишь великими пороками, укрытыми за городскими стенами: камни на некоторое время сдерживают жар дыхания змея, зачарованные же красными и жёлтыми магами снаряды пороков способны достичь…

Капитан слушал вполуха, прикидывая перспективы использования БТР против очередной неведомой зверушки. Значит, если встать в какой-нибудь рощице, от шаманов прикрыться магами… Пушечка у нас тридцать миллиметров, автомат, и по вертикали до семидесяти градусов… Дракона примем за живую силу или всё-таки за вертолёт? По вертолётам эффективная – до полутора тысяч… ага, правильно, но выстрелов-то осталось всего…

Содара словно прочитал его мысли:

– Металл «коробочки» не сможет долго противостоять дыханию дракона. Нам следует отойти за стены Нагары.