Капитан
Шрифт:
– Да здравствует король! Да здравствует король! Да здравствует король!
К Людовику спешила целая толпа. Тут был Витри со своими гвардейцами; тут был Орнано, кричавший, что город успокоился, как только стало известно о решении Конде сдаться королю; тут был неведомо откуда возникший Ришелье; тут был Люин, выползший из задних комнат; тут был Кончини, примчавшийся, чтобы поцеловать государю руку; тут была Мария Медичи, кинувшаяся к сыну с распростертыми объятиями. А у стен топталось множество сеньоров, уже давно не появлявшихся во дворце, шумели делегации от горожан, поторопившихся заверить монарха в своей
В течение двух часов стены дворца дрожали от оглушительных криков: «Да здравствует король!» За эти два часа принц Конде познал всю горечь унижения, услышав больше всего оскорблений от тех, кто накануне заискивал и лебезил перед ним.
Наконец придворные один за другим начали удаляться. Но Ришелье успел увидеть Капестана – и побледнел! Кончини успел увидеть Капестана – и бросил на Ринальдо выразительный взгляд.
Глава 12
Вот так принц Конде был арестован в том самом Лувре, куда собирался войти как полновластный хозяин. Витри передал принца в руки маршала де Темина, который вместе с двадцатью дворянами дожидался финала сей необычной сцены. Темин препроводил арестованного в карету – и часом позже Анри де Бурбон, принц де Конде стал всего лишь номером четырнадцатым в Казначейской башне Бастилии.
Витри удалился из королевских покоев, бросив на Капестана странный взгляд; за Витри последовал Люин, тоже внимательно посмотрев на шевалье. Старый маршал Орнано, покинувший кабинет короля последним, шепнул Капестану на ухо:
– Молодой человек, если вы не выйдете отсюда первым фаворитом Его Величества, советую вам бежать из Парижа со всех ног: обеспечьте расстояние этак в сотню лье между вашей грудью и нацеленными в нее кинжалами!
И, повернувшись к Людовику, старик добавил:
– Сир, арестовать надо было вовсе не Конде.
– Да? А кого же? Конечно, Гиза? – возбужденно осведомился подросток.
– Нет, сир, Кончини, – холодно ответил маршал и скрылся за дверью.
И вот юный король и шевалье уже второй раз остались с глазу на глаз. Но теперь тревога одолевала Капестана, а Людовик сиял.
– Сперва, – попросил он, – расскажите мне об отряде лжегвардейцев, которым командовал мой кузен Конде. Вечером нам доложил об этом маскараде господин де Ришелье.
– Сир, – ответил шевалье, – будет лучше, если я расскажу вам все с самого начала и по порядку… Итак, началась эта история в убогой гостинице на улице Вожирар…
– Погодите, шевалье, – прервал его король, три раза позвонив в колокольчик, – полагаю, за столом нам будет удобнее…
В передней, видимо, уже ожидали этого сигнала: двойные двери распахнулись, в комнату шагнул офицер в парадной форме и при шпаге и громко прокричал:
– Ужин для Его Величества!
За офицером вошли четверо стражников с алебардами, за стражниками четверо придворных внесли стол; шествие замыкала еще четверка стражников. Стол поставили в центре комнаты. Гвардейцы выстроились вдоль стен и замерли. Стол, застеленный великолепной скатертью, был уставлен сверкающими приборами и золотыми кубками; свет двух канделябров с шестью зажженными восковыми свечами играл на
Капестан был поражен; жутко голодный юноша бросил на изобильный стол откровенно завистливый взгляд, вдохнул соблазнительные ароматы и подумал:
«Что ж, королевская жизнь тоже не лишена приятностей. Будь я повелителем Франции – я бы разделался с этим ужином по-свойски. Жаль, что я всего лишь шевалье де Капестан…»
Однако в кабинете находился еще один человек, пораженный не менее Капестана: это был сам король. До сих пор свои обеды и ужины он вкушал в трапезной за кое-как сервированным столом. Людовик XIII на минуту призадумался.
– Почему мне принесли еду сюда? – поинтересовался он. – И что это за церемониал?
– Сир, – ответил чей-то льстивый голос, – являясь главным интендантом Лувра, я приказал подать Вашему Величеству ужин в кабинет. Что касается церемониала, то именно так надлежит обставлять трапезы великих монархов!
Перед Людовиком XIII в низком поклоне согнулся тот, кого маршал Орнано недавно посоветовал арестовать: Кончини! Шевалье вздрогнул и рука его невольно потянулась к шпаге, но Кончини, явно не желавший замечать Капестана, уже удалялся, пятясь и не распрямляя спины. Король жестом приказал стражникам и придворным покинуть кабинет.
– А кто же будет прислуживать вам за столом, Ваше Величество? – удивился офицер.
– Никто! – ответил король. – Я поступлю, как мой отец в ночь перед битвой при Арке: обслужу себя сам! Садитесь, шевалье, вот сюда, напротив меня – и давайте поедим!
Лувр тотчас же облетела весть: король посадил с собой за стол молодого шевалье де Капестана.
Бледный Кончини уже промчался через три зала.
«Погоди, выскочка несчастный! – злобствовал он про себя. – Фанфарон! Капитан! Этой ночью ты будешь ужинать в аду с дьяволом, которому служишь!»
На площадке парадной лестницы маршал д'Анкр увидел Ринальдо.
– Все готово? – спросил Кончини.
– Судите сами, монсеньор: Монреваль и Базорж – в передней, Лувиньяк – у лестницы внизу, Понтрай – во дворе, – доложил Ринальдо. – Я тут, чтобы следить одновременно за лестницей и за передней, а у дверей Лувра – Шалабр с двадцатью молодцами, которые отлично умеют орудовать кинжалами. На этот раз он от нас не уйдет!
Кончини кивком головы одобрил дислокацию своего «войска». Тем временем тот, ради кого делались все эти приготовления, застыл в глубоком поклоне перед Людовиком XIII.
– Как, сир! – взволнованно произнес в следующий миг шевалье, даже побледнев от гордости. – Вы приглашаете меня за королевский стол?
Это была редкая честь, которой юный король еще никогда никого не удостаивал. Шевалье наконец занял указанное ему место и с победоносным видом расправил плечи, словно только что завоевал весь мир. А потом юноша начал свой рассказ…
Людовик молчал и слушал, едва притрагиваясь к еде. Зато Капестан, лихо расправляясь с куском косули, успевал услаждать королевский слух захватывающим повествованием о пленении принца. Монарх внимал, трепеща от волнения и восторга. Ужин подошел к концу, история Капестана – тоже, а Людовик все еще не сводил восхищенного взгляда со своего рыцаря.