Капитан
Шрифт:
– Ну как? – выдохнул Кончини.
– Он миновал подъемный мост, – доложил наперсник. – Наши люди идут следом. Можно праздновать победу, монсеньор!
– Еще рано, – бросил Кончини. – Сперва надо его изловить. Вперед! Я во что бы то ни стало дол жен схватить этого юнца. Он нужен мне живым!
Когда шевалье де Капестан покидал Лувр, пробило десять. Раздасадованный и взъерошенный, как мальчишка, он шел стремительным шагом, не останавливаясь, чтобы перевести дух. В каком-то проулке навстречу ему выскочил человек с
– Жизнь или кошелек!
Яростно выхватив из кармана свой наполненный золотом кошелек, Капестан со всего размаху огрел им грабителя по голове, отчего тот рухнул на землю.
– Вот тебе кошелек! – проревел шевалье. – Держи! А что касается моей собачьей жизни, то буду очень признателен, если ты заберешь и ее!
– Благодарствую, монсеньор! – пролепетал мошенник, спеша унести ноги.
Частично истощив свой гнев и полностью истощив запасы денег, шевалье продолжил путь, бурча себе под нос:
– На кой черт мне нужны теперь эти пистоли? Ах дурак ты, дурак! Ах осел ты, осел!
Эти слова он адресовал самому себе. Шевалье был в отчаянии, шевалье был в бешенстве. Собственное поведение приводило его в ярость.
«Надо же было с таким упорством хоронить свое счастье! – горько размышлял юноша. – Мне ведь так повезло! Такая удача! Стать спасителем короля! Завтра я был бы первым человеком в государстве! Завтра я мог бы прийти к отцу Жизели и спокойно сказать ему: «Я обожаю вашу дочь, она тоже любит меня. Теперь, когда я достиг высокого положения, вы должны расторгнуть ее помолвку с маркизой Сен-Маром и отдать девушку мне!»
Да, шевалье хорошо понимал, что теперь придется распроститься со всеми надеждами: сам король стал его врагом!
Капестан двинулся дальше и долго бродил по улицам, чтобы успокоиться. Но напрасно… У него даже мелькнула мысль наложить на себя руки.
«Ничего страшного, – думал он, – я только немного опережу события: раньше срока отправлюсь посмотреть, что там делается у наших праотцов…»
Шевалье и не подозревал, что есть люди, которым тоже не терпится спровадить его на тот свет раньше срока. Монреваль и Лувиньяк следовали за юношей по пятам, ожидая момента, когда шевалье устроится на ночлег: тогда Монреваль останется наблюдать за тем домом, в который войдет Капестан, а Лувиньяк помчится в особняк маршала за подмогой.
Капестан тем временем выбирал себе подходящую смерть, сосредоточенно обдумывая разные способы самоубийства.
Но вдруг ему в голову пришла неожиданная и дерзкая мысль:
«Надо исполнить то, чем я пригрозил королю! По моей вине благородного дворянина засадили в Бастилию, стало быть, я должен его освободить! Если же в этой неравной схватке я буду раздавлен – значит, я найду то, что ищу – славную смерть, а главное, я спасу свою честь!.. Отличная идея! Лучше не придумаешь!»
Теперь шевалье шагал твердой поступью, прикидывая, где может быть Коголен: «Должно быть, вернулся в гостиницу, на чердак, надо идти туда».
На башне соседнего монастыря пробило пять, когда шевалье добрался до пустой гостиницы «Генрих Великий».
– Коголен! –
Но Коголена в гостинице не было… Убедившись в этом, Капестан чертыхнулся, завалился на охапку сена, служившую ему постелью, и погрузился в сон…
Пробравшийся на чердак солнечный луч заставил его разомкнуть веки. Капестан протер глаза – и вздрогнул: в окошке он увидел голову мужчины. Шевалье мгновенно узнал незваного гостя: это был Ринальдо!
Капестан вскочил на ноги. В тот же миг голова исчезла. На чердаке было два оконца: одно, со стороны двора, выходило на деревянную лестницу, другое глядело на дорогу – именно к нему и подобрался Ринальдо.
Высунувшись из окна, Капестан увидел, как итальянец спускается по приставной лестнице, а посмотрев на дорогу, понял все – гостиница была окружена! Шевалье насчитал человек двадцать, стоявших справа и слева. Перед открытыми воротами топталось еще шестеро. Юноша подбежал к другому окошку и кинул взгляд во двор – и тут целый десяток! Этих шевалье узнал: головорезы Кончини, и среди них и сам маршал собственной персоной!
Капестан принялся искать какую-нибудь щель или дыру в черепичной крыше, затем обследовал пол. Ему нужно было какое-нибудь отверстие, хотя бы совсем узенькое. Ничего! Ничего подходящего! Тогда он решил соорудить баррикаду перед выходившим на дорогу окном: придвинул к нему стол, потом – сундук и четыре дубовых табурета; все это шевалье подпер двумя скрещенными балками. Сооружение получилось солидное. Затем молодой человек сжал в левой руке кинжал, в правой свою длинную шпагу и, вскинув голову и расправив плечи, зычным голосом прокричал:
– Капестан готов к бою!
Он вылез в окошко, выходившее во двор, и выпрямился на верхней ступени лестницы. Дружный вопль встретил появление шевалье. Глаза юноши метали молнии; он словно бросил вызов всей этой собравшейся внизу своре. Кончини поднял голову.
– Именем короля! – прокричал он. – Спускайтесь!
– Именем Капестана! – рассмеялся шевалье. – Не спущусь!
– Твою шпагу! – завопил Кончини.
– В твое брюхо! – прорычал Капестан.
– Господа, вы свидетели, что он оказывает открытое сопротивление! – завизжал маршал.
– Смерть ему! Смерть! – выли головорезы.
– Бунтовщик и предатель! – заорал Кончини.
– Подлый трус! – ответил шевалье.
– Живым! Взять его живым! – прогремел маршал.
Головорезы толпой бросились к лестнице и стали взбираться вверх. Готовый к бою, выставив клинок, шевалье поджидал своих врагов. Добравшиеся до последних ступенек, нападавшие срывались и падали вниз. Кончини, наблюдавший за схваткой с земли, забыл о своем приказе взять шевалье живым и вопил:
– Убейте его! Убейте! Браво, Понтрай! Так его, Ринальдо! Колите! Лувиньяк, Базорж, покажите, на что вы способны! Тысячу экю за его шкуру! Ах! Трусы! Жалкие трусы! – орал маршал.