Капитан
Шрифт:
Майор, не перебивая, выслушал, и по мере того, как Сергеев распалялся, взгляд Вязьмина становился все простодушней, а улыбка мягче. Дождавшись конца тирады лейтенанта, он встал и, расхаживая по кабинету, заговорил:
— Грамотный… Все вы, молодые, грамотные. — В голосе не было жестких интонаций, тон был мягкий, «домашний». — Понимаешь, мы, старики, собираясь вместе, частенько толкуем о вас, молодых. Грамотные — спору нет, но не это главное. Хочется понять: настоящие ли вы? Жизни плохой вам не досталось, разве какие-то издержки. Но вот что вы максималисты — сразу заметно, тотчас по крупному счету судите. Вот ты меня опять рыбой уколол, а знаешь ли ты: я специально поднял документы и разобрался — рыбы вам к выдаче было на десять суток, остальное — рыбные консервы. Это уж «химики»
— Какой же вы старик, товарищ майор… На вас женщины оглядываются, — непроизвольно подпустил леща Сергеев.
— Оглядываются, значит, скрипим еще, — польщен но ответил Вязьмин. — Но я-то старость чувствую, вот и задумываюсь, кто после меня придет. Ладно, иди дослуживай… Привет командиру от старика Вязьмина.
— А как же «стратегическая задача», товарищ майор?
— Побольше или поменьше? — тотчас отреагировал Вязьмин.
— Общая…
Они разом рассмеялись и крепко пожали друг другу руки.
Погонные метры
После трехлетнего отсутствия я приехал к родителям. Была середина июля — самое любимое время года в детстве, — много фруктов, жарко. Но это было в детстве, а сейчас Кубанское море внесло свои коррективы в природу; жара с тяжелой надсадной влагой давила все живое — дышалось тяжело. Непривычно уставший, я стоял на перекрестке, ждал зеленого света. Вдруг передо мной остановились бежевые «Жигули». Машинально я заметил, что весь передок у них был обвешан многочисленными фарами, как у гонщиков. Неожиданно меня кто-то окликнул. Из машины вышел высокий, довольно плотный улыбающийся человек. Подошел ко мне, обрадованно крикнул:
— Здорово, старик, — и протянул руку.
— Привет, — ответил я, пытаясь мучительно вспомнить, кто это.
— Не трудись, не вспомнишь, меня никто не узнает, еще больше заулыбался он. — Помнишь игру с восьмой школой? Ну правильно, я и есть Леха! Что, изменился сильно? — продолжал гудеть он сверху. — Садись, поехали.
Собственно, спешить мне было некуда, я сел в машину. Леха сначала включил магнитофон, потом тронул. Как обычно в таких ситуациях, перескакивая с одного на другое, мы начали вспоминать ребят, с кем играли за сборную школы по баскетболу. Леха у нас был «столбом». Несколько неуклюжий, под щитом он преображался. Не оставлял никаких шансов противнику. В той игре с восьмой школой за первое место, на последних секундах Леху под щитом схватили за руки. Судья назначил два штрафных броска. Счет был 68:67 в пользу восьмой школы. В первый момент мы обрадовались, но тут же поняли, что это не спасет, Леха пробивать штрафные не умел. На тренировках — пожалуйста: он бросал с любой точки «чистые» — только сеточка дергалась. В играх тоже — но кроме штрафных. Один на один с кольцом, никто не мешает, не толкает, только и забрасывай, но именно так, чтобы никто не мешал, Леха не умел забрасывать. Судья, успокоив болельщиков и игроков восьмой школы, взял мяч и пошел к кольцу. За ним уныло потянулись остальные: команда восьмой школы с какой-то надеждой на чудо, мы — без. В зале повисла тишина. Судья коротко свистнул. Леха не торопясь стукнул мячом об пол, помял его, опять стукнул и неожиданно быстро бросил, но не с вытянутой руки, а как-то от груди. Сеточка дернулась — чистое попадание. Зал засвистел, закричал, заорал. Мы не верили своим глазам. Леха стоял невозмутимо, уставившись взглядом в пол. Судья поднял руку. В зале опять повисла тишина. Судья передал Лехе мяч. Он опять стукнул его об пол, помял, снова стукнул и вдруг раздался истошный крик:
— Ты что делаешь?
И разом несколько голосов дружно закричали:
— Ми-мо, ми-мо!
Судья взял мяч, дождался тишины:
— Если еще повторится, команде восьмой школы будет объявлено техническое замечание, за безобразное поведение болельщиков.
Техническое замечание — это еще два броска. В зале снова стало тихо. Судья передал Лехе мяч. Коротко свистнул. Леха взял мяч обеими руками, широко раздвинул ноги и, как когда-то в детстве, когда еще не хватало силенок добросить до кольца, снизу, от коленей, бросил. Зрители заревели. Мы схватили Леху на руки и стали качать, Несколькими минутами позже, когда команде вручали кубок, главный судья спросил у Лехи:
— Как же это ты смог?
Леха, переминаясь, ответил:
— Так ведь надо было!
И вот теперь этот Леха сидит за баранкой рядом со мной. Он сильно изменился. Из тощего, неуклюжего подростка превратился в здорового, уже заматеревшего мужчину. Тогда, в детстве, он зачесывал волосы назад, отчего они топорщились во все стороны, сейчас у него был аккуратный, уложенный пробор. Вот только что же произошло с его курносым носом? Поймав мой взгляд, он пояснил:
— Пластическую операцию сделал, поэтому никто и не узнает! Слушай, старик, давай заедем ко мне, на секундочку, понимаешь, позарез надо заскочить, заодно посмотришь, как я живу.
Леха жил в только что построенном доме на окраине города. Дом, незаметный с улицы — рядом таких много, — внутри поражал продуманностью планировки. Со всеми удобствами, телефоном, чешской и румынской мебелью. В большой комнате стояла стенка, вся заставленная хрусталем и посудой. Оглядев это величие, я не сразу понял, что меня что-то беспокоит, что-то не так в доме. Невольно я еще раз мысленно пробежал взором по всем комнатам, Леха первым делом показал мне их, и вдруг меня осенило: в доме я не видел ни одной книги. Удивленный, я повернулся к Лехе и спросил, мысленно усмехаясь про себя:
— Леха, а ты принципиально без книг живешь?
— Да нет, — смущенно ответил он, — просто руки не дошли. Я ведь шесть лет строил, а въехали два месяца назад. Но я этот вопрос решу. Будут и у меня книги. Все будет, дайте Лехе только время.
Забрав какие-то бумаги, мы поехали в центр города. Меня разбирало любопытство, и я еще раз вернулся к домашней теме.
— Леш, но ведь для дома, машины и книг нужно не только время, но и еще что-то? — и показал пальцами.
— Ну, это не проблема, я уже десять лет как арбузы выращиваю, потом на грузовик и в Донецк, к шахтерам. За десять лет можно не только машину и дом купить.
На том же перекрестке мы распрощались, а через день я улетел. Прошел год. Опять в отпуск я прилетел к родителям. Через день приехал Леха. Едва увидев меня, схватил за руку и потащил к машине.
— Старик, поехали скорей ко мне, очень надо, буквально на полчаса, мне нужна твоя помощь.
Я без слов оделся.
Дома Леха широко распахнул дверь в большую комнату, и я замер на пороге. Вместо былого хрустально-посудного великолепия вдоль стены тянулись огромные полки с книгами.
— Ну и Леха! — вырвалось у меня. Я подошел ближе, стал внимательно рассматривать книги. Большинство книг были старые, многие дореволюционного издания. Из новых бросались в глаза свежим пятном тома Всемирной литературы. На полках стояли полные собрания Соловьева, Ключевского, дореволюционный Достоевский. Книги стояли без всякой системы, рядом с Буниным литературное приложение к «Ниве», тут же томик Пушкина 1899 года. Много книг было по медицине.
— Ну как, впечатляет? — спросил Леха. Его глаза радостно блестели. — Понимаешь, только позавчера завез, но не знаю, что стоит оставить, а что нет. Посмотри, пожалуйста. Плохие ты прямо клади на пол, а остальное я расставлю.