Капитаны в законе
Шрифт:
Сервирован стол был на пять персон – хотя всерьез обещание князя побратимы не восприняли, но местечко для него приготовили, притом самое лучшее, во главе стола, под божницей. Однако вместе с Михаилом Ярославичем в терем заглянул княжич Дмитрий и боярин Кирилла Силыч. Пришлось подтаскивать к столу два последних резервных стула.
На широкой груди боярина красовалось нечто вроде золотой медали на золотой же цепи. Правда, выглядела медаль несколько непривычно, особенно ее форма – эдакий вытянутый овал. На нем был изображен князь, сидящий на своем стольце, а внизу полукругом краткая надпись: «Се дар княжев». Чей конкретно дар – не указывалось.
– Что, гусляр, по нраву пришлась? – улыбнулся князь, заметив внимательный взгляд Петра, устремленный на боярскую «медаль». – Ништо, ежели ты мне столь же верно и усердно послужишь, глядишь, с летами тоже такую заполучишь.
Пировали гости недолго. Михаил Ярославич, провозгласил здравицу за хозяев, но отпил из кубка не больше трети, а затем внимательно посмотрел, как орудуют вилками остальные, и принялся повторять. Учитывая, что пользовался он ею впервые, выходило у него превосходно. Да и у Дмитрия тоже. А вот Кирилла Силыч не рискнул воспользоваться загадочным инструментом и накалывал мясо исключительно на нож, как привык.
Меж тем князь, деликатно отведав кусок курочки, ломоть запеченной духмяной свинины и заев мясо шматом квашеной капусты, похвалил хозяек за славное угощение и, очевидно посчитав, что основные приличия соблюдены, поинтересовался, рассеянно крутя в руках вилку:
– Одного не пойму, то ли это у вас прощальная трапеза, то ли пиршество по случаю награды. Уж сделайте милость, растолкуйте гостям, как оное понимать?
И все трое гостей, как по команде, вопросительно уставились на побратимов. В глазах Дмитрия явственно читалась тревога, боярина – эдакая укоризна.
Сангре потер мочку уха и выразительно посмотрел на Заряницу, еле заметно кивнув ей. Та, мгновенно сообразив, попросила княжеского дозволения удалиться. Дескать, братца больного покормить надо, и, легонько потянув Изабеллу за рукав, добавила:
– Да и отварами вечерними заодно попоим болезного.
Михаил Ярославич внимательно посмотрел им вслед, дожидаясь, когда они поднимутся наверх, и, пристально уставившись на Петра, негромко полюбопытствовал:
– Так что поведаете? Вроде я ничем вас не обидел, а вы, по слухам, в путь-дорожку засобирались.
Улан виновато закашлялся, Сангре тоже засмущался, а князь продолжал:
– Опять же и на службу к мне не запросились, стало быть и впрямь иное намыслили. Скрывать не стану, не хотелось бы отпускать – уж больно смышленые. Да и дружина у вас хошь и малая, но справная. Но с иной стороны взять – вроде как насильно мил не будешь.
– Мы ж подвели тебя! – растерялся Петр.
– Не то сказываешь, – строго возразил князь. – Я душой не кривил, шубами вас наградив. Вы свое дело и впрямь хорошо учинили. Кто иной и вовсе ничего бы не добился, а вы и след добре гнали, и выведать многое исхитрились. А коль чего не вышло – что ж. Жаль, конечно, но видно богу угодно, чтоб мне за убивца неведомого ответ держать, а уж какой – о том господь ведает, да еще хан ордынский. Видно, такова моя… – но договаривать не стал, сменил тему.
Мол, скрывать ни к чему, он велел уж и грамотки на две деревеньки им в кормление приготовить. Мыслил, как попросятся на службу, сразу их и вручить. Да и сын-наследник, честно признаться, ему все уши про них прожужжать успел, и тоже уверял: останутся, на-пременно останутся. А оказывается…
Дмитрий при этих словах засмущался, густо покраснел, аж уши запунцовели. Однако он послушно молчал, не встревал, с упреком поглядывая на побратимов.
– Мы так и подумали, княже, что эти награды не за одни прошлые заслуги нам тобой дадены, но и… – Улан чуть замялся, поскольку сказать «авансом» было нельзя, слово на Руси незнакомое, но вовремя нашелся Сангре:
– А еще и за будущие, впрок. И уезжать не жаждем, – бодро продолжил он. – Наоборот вчера целый вечер кручинились, боясь, что ты нас после этой неудачи прогонишь. Потому и проситься на службу не стали. Чего отказ прилюдный выслушивать? Коль так вышло, одно осталось – вещички собирать.
– …согласно мудрой эллинской поговорке: «Надейся на лучшее, а готовься к худшему», – подхватил Улан. – А если ты столь высокого о нас мнения, мы с удовольствием останемся…
– …потому что убеждены – пригодимся тебе и не раз. И можешь поверить, здорово пригодимся.
– Не мне, – поправил Михаил Ярославич, – сыну, Дмитрию. А ко мне уже гонец прибыл – Узбек к себе кличет. Я и струги повелел собирать.
При этих словах Кирилла Силыч досадливо крякнув, хотел что-то сказать, но не стал, уныло вздохнув.
– А ты пока не спешил бы ехать, – осторожно посоветовал Улан. – Пусть два-три месяца пройдет, а там, глядишь, и у хана сердце оттает. Знаешь, горечь утраты со временем…
– Да я и сам так мыслю, – согласился князь. – Допрежь отъезда лучше бы поначалу с Юрием мир урядить, чтобы он меня не столь шибко перед ханом оговаривал. Эвон, даже посольство любви и согласия к нему отправил. Чаю, боярин Лясандра Маркович возможет моему супротивнику растолковать, что нет на мне вины в смерти его женки. А в Орду покамест сына Константина намыслил отправить.
– Мне следовало вместях с Ляксандром Марковичем ехать, – проворчал Кирилла Силич. – Вдвоем-то сподручнее.
– Что о том толковать, – досадливо отмахнулся Михаил Ярославич. – Эвон, как тебя о ту пору простуда скрутила. Куда такому в дорогу.
– А не мал твой сынишка для такого посольства, – усомнился Улан, припомнив виденного им мельком пару раз подростка лет двенадцатитринадцати, не больше.
– Так ему там говори не вести, закладником быть.
– И не жалко его? – сорвалось с языка у Петра. Он осекся, мысленно выругав себя за несдержанность, но слово не воробей, выпорхнуло.
– Ты чего такое сказываешь? – насупился боярин. – Неужто помыслил, будто наш князь…
– Остынь, – осадил угрожающе привставшего из-за стола Кириллу Силыча Михаил Ярославич, и невозмутимо пояснил Сангре:
– Не посмеет Узбек его жизни лишить. И не из-за лет малых, басурманам на такое плевать, а побоится, что я тогда вовсе к нему не приеду, – и князь тяжело поднялся из-за стола. – Ладно, коль посулились не отъезжать и на службу ко мне пойти, я слову вашему доверюсь, а посему об остатнем можно и завтра потолковать. Тогда же и ряд [3] с вами заключим. Пируйте далее, но к полудню жду обоих у себя. С грамотками же медлить не стану, пущай и келейно, но вручаю их вам прямо тут, – он кивнул княжичу.
3
Ряд – договор (ст. – слав.).