Капитул Дюны
Шрифт:
Одраде знала, что перед отъездом ей надо кое-что сделать. Там и Белл были не единственными, кто заботил Верховную.
В нашем распоряжении осталось шестнадцать планет. В это число входит Баззелл, эта планета находится под непосредственной угрозой. Только шестнадцать! Она отбросила эту мысль. Сейчас не время попусту горевать.
Мурбелла. Надо ли мне связаться с ней и… Нет. Это может подождать. Новый комитет прокторов? Пусть этим займется Белл. Распад общности?
Отправка персонала в Рассеяние была
Одраде порывисто встала и покинула кабинет, отправившись бродить по коридорам, заглядывая в комнаты и проверяя, как выполняются задания и обязанности. Она входила без предупреждения, видя, чем занимаются студенты, что они читают, как ведут себя в своих бесконечных упражнениях прана-бинду.
— Что ты читаешь? — спросила она у молоденькой послушницы второй ступени, которая сидела в углу с проектором.
— Дневники Толстого, Верховная Мать.
Взгляд послушницы был весьма красноречив: «Хранятся ли его слова непосредственно в вашей Другой Памяти?» Вопрос этот был готов сорваться с языка девушки! Они всегда пробовали себя в таких играх, когда оставались с глазу на глаз с Верховной.
— Толстой — это родовое имя! — огрызнулась Одраде. — Судя по тому, что ты упомянула дневники, я могу сказать, что ты говоришь о графе Льве Николаевиче.
— Да, Верховная Мать. — Послушница была ошарашена такой проницательностью.
Смягчившись, Одраде выстрелила в девушку цитатой: «Я не река, я — сеть».
— Он произнес эти слова в Ясной Поляне, когда ему было двенадцать лет. Ты не найдешь эти слова в его дневниках, но, вероятно, это самое важное из того, что он когда-либо говорил и писал.
Одраде вышла прежде, чем послушница успела поблагодарить ее. Всегда приходится кого-то учить!
Она вошла в главную кухню и проверила ее состояние, осмотрев кастрюли и отметив страх, который испытал даже шеф-повар, следивший за ее действиями.
В кухне стоял приятный запах, помещение было полно пара от котлов, в которых готовили обед. Стоял неумолчный стук и шорох — рубили овощи и перемешивали варево. Однако при появлении Верховной все звуки стихли.
Одраде прошла вдоль стоек, за которыми работали повара, и направилась к возвышению, на котором сидел шеф-повар. Это был крупный, рослый и мускулистый мужчина с выступающими скулами. Лицо его было красным, почти такого же цвета, как куски мяса, над которыми он священнодействовал. Одраде не сомневалась в том, что он один из самых великих поваров в истории. Имя вполне соответствовало роду его занятий: Пласидо Салат. Она испытывала к нему очень теплые чувства по нескольким причинам, включая тот факт, что именно он в свое время учил ее личного повара. До того, как на горизонте замаячили Досточтимые
— Могу я представить вам нашего главного шеф-повара Пласидо Салата?
Его бефпласидо было предметом зависти многих коллег. Мясо этого блюда было почти сырым и подавалось с горчицей, приправленной травами и пряностями, которые только подчеркивали вкус говядины.
Одраде считала это блюдо слишком экзотичным, но никогда не высказывала этого вслух.
Когда Салат весь превратился во внимание (после того, как добавил в соус последний ингредиент), Одраде сказала:
— Мне страшно хочется чего-нибудь особенного, Пласидо.
Повар сразу понял намек. Так обычно начинался заказ любимого блюда Одраде.
— Наверно, вы хотите тушеных устриц, — предположил он.
Это настоящий ритуальный танец, подумала Одраде. Оба прекрасно знали, что именно она желает.
— Превосходно! — согласилась Верховная и перешла к продолжению представления. — Но блюдо надо приготовить очень внимательно. Самое главное — не переварить устриц. В сок надо добавить нашего сушеного сельдерея.
— И немного перца?
— Да, да, это как раз то, что я хотела сказать. И поосторожнее с меланжей. Самую чуточку и не более того.
— Конечно, конечно, Верховная Мать! — Глаза шефа округлились при одной мысли о том, что меланжи может быть слишком много. — Так легко переложить специй.
— Потуши устриц в собственном соку, Пласидо. Я бы предпочла, чтобы ты приготовил все сам. Главное, помешивай их до тех пор, пока их края не начнут сворачиваться.
— Я не стану тушить их ни секундой дольше, Верховная Мать.
— Подогрей немного жирного молока и подай вместе с устрицами. Только не доводи сливки до кипения.
Пласидо изобразил благородное негодование от того, что Верховная могла заподозрить его в том, что он осмелится подать к тушеным устрицам кипяченое молоко.
— В тарелку добавь немного — только совсем немного — масла, — сказала Одраде. — Сверху полей все соком.
— Шерри?
— Как я счастлива, что ты так хорошо знаешь мое любимое блюдо, Пласидо. Я совершенно забыла про шерри. (Верховная Мать никогда ничего не забывала, но это было одно из па их ритуального танца.)
— Три унции шерри в кипящий отвар, — сказал он.
— Хорошенько нагрей шерри, чтобы оттуда испарился весь спирт.
— Конечно! Но нельзя испортить и аромат. Что вы хотите — булочки или соленые сухарики?
— Булочки, если можно.
Одраде усадили за отдельный стол в нише. Она съела две чашки тушеных устриц, вспомнив при этом, как любила их Дитя Моря. Папа приучил ее к этому блюду тогда, когда она едва была в состоянии поднести ложку ко рту. Папа сам готовил тушеных устриц, это была его кулинарная коронка. Одраде научила Салата готовить устриц так же.