Капкан для невесты
Шрифт:
— Не проститься с родными — это плохо. Никогда не знаешь, сколько им осталось, — говорит с неожиданной горечью.
— Как-нибудь переживу.
Зубы постукивают.
Новый вираж.
Меня вжимает в правую сторону, к двери.
— Это все не во вред, глупая, а ради твоего же блага.
— Охотно верю. Машииинааа! — визжу.
Я накрываю голову руками, закрыв глаза, потому что вылетев на встречную полосу, Лорсанов, кажется, не увидел, что там была не свободная дорога.
Еще дождь.
Раскосые полосы влаги.
Мрачное,
Тучи, кажется, придавливают еще больше, когда машину заносит в попытке избежать столкновения.
Жизнь не проносится перед моими глазами.
Перед моими глазами виднеется только затылок Лорсанова, а в память впечатываются его крупные руки с вздувшимися венами, пытающиеся удержать руль.
Если последним, что я запомню из своей жизни, станет мужчина, которого я всей душой боюсь и ненавижу, это можно считать самым большим провалом, а меня — просто неудачницей.
Довлат Лорсанов
— Идиота кусок!
Это самое приличное, что приходит на ум по отношению к водителю, который вылетел на встречную полосу. Парень, по вине которого я с Камилой едва не убился, трясется на обочине, придерживая рукой кусок кожи вместе с сорванной бровью. Кровью заливает его лицо.
Молодой. Совсем зеленый.
На вид, едва ли старше, чем Камила.
Не умеет толком водить, но решил полихачить на трассе в ливень.
Авария была бы неминуема. Я с огромным трудом выровнял ход нашей машины. Я и Камилла отделались легкими синяками, ушибами. Камила получила испуг колоссальный, ревет на обочине, сев на свою сумку верхом, и не хочет меня видеть.
— Кусок идиота! — повторяю я сквозь зубы, мрачно взглянув на парнишку.
Он что-то лопочет, мол, договоримся с отцом. Разумеется, не сам это разрулит.
Ему вообще сильно повезло — рука провидения спасла глупца. Его машину основательно помяло, но сам парень отделался лишь переломом ноги, вывихом руки и подправленным фейсом.
Приезжают сотрудники полиции.
Кажется, это надолго затянется.
— Камилла, — подхожу к девушке. — Сядь в машину.
Она испуганно шарахается от меня в сторону, словно к ней прикоснулся дьявол.
— В вашу машину?! Не сяду! Ни за что! Мне жизнь дорога. С вами… Я больше никогда-никогда ни за что не поеду! Вы водить не умеете! Привыкли… Привыкли черт знает на чем лихачить, а здесь дорога. Люди. Их жизни! Вы меня чуть не убили! НЕТ! НЕ СЯДУ!
— Ты винишь в аварии меня?!
— Разумеется. Вы вылетели на встречную полосу.
— Я был на своей полосе, но вот другой водитель…
— Конечно. Врете!
— Что?!
— Врете! Я видела. Своими глазами.
— Много ли ты видела? Всю дорогу ехала, зажмурившись, открывала глаза на мгновение и снова закрывала.
— Потому и зажмурилась, что водите вы так, словно спешите на тот свет. Спешите без меня! Я… никуда не сяду. Убивайте меня, режьте, в монастырь отправляйте. С вами. Больше. Ни за что! Точка…
Как много она болтает!
Скажешь ей слово, получишь сто слов возмущения в ответ.
Я к подобному непослушанию не привык. Вообще отвык от обилия слов. Она же засыпает меня словами с ног до головы, сопровождая это живой мимикой.
У Камиллы очень подвижное лицо. Когда говорит, играет каждой чертой.
Губы возмущенно надуваются, становясь еще пухлее, длинные ресницы взмахивают чаще, чем обычно, глаза блестят так ярко, что даже цвет неразличим — все перекрывает гневным блеском.
Ноздри носа трепещут быстро-быстро.
И при этом она ревет, не переставая, отчитывает меня и пытается встать.
Камила делает резкое движение, потом громко охает и падает обратно на сумку.
— Нет-нет-нет! — причитает, склонившись над правой ногой. — Нет-нет-нет. Только не это! Только не это!
— В чем дело? Нога болит?
Не обращая на меня никакого внимания, она снова пытается встать и падает, закрыв ладонями лицо.
— Это конец. Это финиш… Моя жизнь окончена!
— Да что стряслось, — начинаю терять терпение. — Скажи нормально?
Разумеется, вразумительного ответа нет. Одни слезы.
— Распишитесь в протоколе, — просит подошедший ко мне дорожный полицейский.
Как не вовремя… У меня тут трагедию закатывает невеста, а мне протоколы под нос суют.
Но я все же отвлекаюсь от созерцания юной красавицы — взбалмошной и избалованной. Как бы ни охал Зумрат, как бы ни жаловался на поведение своей дочери, но виноват, в конечном счете, он сам. Зачем распустил девчонку, позволял ей многое! Чего стоит только одна ее манера общения? За словом в карман не полезет, а девушки должны быть покорнее и вежливее в разговорах…
В общем, упустил Зумрат очень многое в воспитании своей красавицы-дочери. Теперь самое время наверстать упущенное.
Не без моей помощи…
У нас с отцом Камиллы — уговор. Железобетонный…
Я ему дочь воспитываю, держа в ежовых рукавицах, а он взамен…
— Чудовище. Всю жизнь мне испортил! Чтобы вы умерли в страшных муках! — всхлипывает Камила.
Это уже перебор — желать смерти вслух. Прилюдно.
Отпустив полицейского, подхожу к девице, которая так и рыдает. Задать бы ей трепку хорошую… Не зря же раньше прибегали к разным способам воспитания. Не все можно вложить в хорошенькие головки словами. Есть и другие способы…
— Что с ногой?
— Ненавижу!
— Что. С ногой. Спрашиваю в последний раз. Потом разговоры прекращаются, и ты отправляешься в мой дом. Будешь ждать приезда врача.
— Не поеду.
— Еще одно слово — поедешь. В багажнике.
В глазах Камиллы отражается недоверие.
— Напомнить, как было с сумкой?
Это помогает ей сосредоточиться и заставляет буркнуть:
— Подвернула. Ушибла. Не знаю я! Болит! Нога опухла…
Правая нога в щиколотке выглядит сильно опухшей. Усилившийся дождь только все портит. Нет желания ни разговаривать, ни выяснять отношения под стеной из прохладных капель.