Капкан для призрака
Шрифт:
– Теперь главное – снова их не упустить.
– В таком случае объясни, Викентий, – спросила Люся, – зачем фальшивомонетчикам нужно было убивать одного из своих, да еще инсценировать нападение на девушку ожившего мертвеца? Мне кажется, им нужно было сидеть тихо, незаметно.
– Ты права, дорогая, – кивнул Петрусенко. – Я и сам об этом думал с удивлением. Комбинацию поддельный Замятин и в самом деле завернул слишком сложную. Скорее всего, у него не сошлись концы с концами, что-то вышло из-под его контроля. Вот ему и пришлось сочинять на ходу, переигрывать.
– Но вы, как я понимаю, убеждены, что главарь – то есть Замятин – в городе?
– Да, Сережа,
– Точно! – Ермошин рубанул воздух ладонью. – Это потому, что он не знает: рядом с ним – знаменитый сыщик Петрусенко!
Викентий Павлович скромно кивнул:
– Да, это получилось удачно – с моим аптекарским инкогнито! Хотя я его себе придумал совсем с иной целью – спокойно отдохнуть.
Эльза слушала разговор, переводя расширенные от удивления зрачки с одного собеседника на другого. То, что не вызывало вопросов у Люси, она слышала впервые. Она ведь не знала еще ни о том, что Замятин – не Замятин, ни о том, что Лапидаров убит на день раньше и на Грету нападал не он… Ермошин, поняв состояние девушки, сжал ее руку и тихонько сказал:
– Лизонька, я тебе все объясню… – Потом повернулся к Петрусенко, достал из кармана красивый, остро отточенный карандаш, подвинул к себе салфетку. – Викентий Павлович, смотрите! Вот замок – само строение, двор, стена вокруг… Он стоит высоко, но место почти плоское и в одну сторону сначала слегка понижается. С другой стороны – обрыв, там не подойти. Главные въездные ворота – здесь, хорошо видна старая мощеная дорога, похоже – брусчатка. Но она идет недолго, резко обрывается в ущелье. Наверное, был какой-то обвал, в земле появилась трещина, разошлась…
– Да, – кивнул Петрусенко и бросил взгляд на Эльзу. – Местная легенда об этом говорит… Значит, и с этой стороны к замку не подойти? А тем более не проехать?
– Нет, – убежденно покачал головой Ермошин. – Но кое-что я все-таки увидел! В одном месте, от стены, начинается тропинка. Она узкая, но, по всей видимости, не заброшенная! А то ведь заросла бы, и я с высоты не смог бы ее разглядеть.
– Покажи, где? – быстро склонился над рисунком Викентий Павлович.
Сергей провел тоненькую черточку от изображенной на салфетке стены.
– У самой стены, – пояснил он, – идет узкая безлесая полоса. Потому я и сумел заметить эту тропу. Дальше она уже уходит под деревья, на склон.
– Можешь сориентироваться – какой это склон?
– А я сразу сориентировался, – улыбнулся авиатор. – Знал, что вы спросите!.. Тот самый, который опускается в долину между Карлсруэ и Баден-Баденом. Когда поедем домой поездом, я вам точнее покажу.
– Я поражаюсь, Сергей! – воскликнула Эльза. – Как ты сумел так много разглядеть? Ты ведь управлял аэропланом! А я ничего этого не заметила!
– У меня большой опыт, – ответил Ермошин. – И потом, я ведь знал, зачем лечу, потому и наблюдал – специально. А ты просто наслаждалась полетом и видами сверху!.. Она молодец! – Он повернулся к Викентию Павловичу и Людмиле. – Совершенно не боялась! Хочет еще летать!
– Очень хочу! – Эльза обвела всю компанию счастливыми глазами. – И не только пассажиркой… Мне кажется, у меня бы получилось… самой…
– Вот это да!
Ермошин смотрел на девушку почти ошеломленно, но Викентию Павловичу показалось, что в его взгляде все-таки больше другого чувства – восхищения…
Петрусенко
Вечером в пансионат пришел крестьянин Курт Пфайер – отец Греты. Теперь, когда девушка вновь начала работать, ее постоянно приходили встречать или братья, или сам отец. Иногда, правда, за девушкой заезжали соседи по деревне, работающие в городе возчиками. Сама она боялась возвращаться в сумерках той страшной для нее дорогой. Когда-нибудь этот страх пройдет, думал Викентий Павлович, но случится это еще не скоро… Грета была бледна и печальна – о Гансе не было никаких известий. Девушка, как и все вокруг, считала, что он скрывается, потому что, защищая ее, убил мерзавца Лапидарова. У Викентия Павловича, знающего, что происходило на самом деле, были на этот счет свои соображения. Но он не посвящал в них никого, кроме жены. Люсе же сказал, о чем думает:
– Лапидарова Ганс не убивал, но ведь он ушел с работы неожиданно и именно в близкое к нападению время. А потом исчез… Думаю, все это было подстроено. А раз так – парню угрожает опасность. Если он вообще жив…
– Где же он в таком случае может быть? – испуганно спросила Люся.
– Есть у меня соображение… Если жив – только в замке!
…Увидев отца Греты, Викентий Павлович подошел к нему.
– Господин Пфайер, у меня к вам просьба. У вас, наверное, есть упряжная лошадь и телега? Я так и думал! Сдайте мне их в аренду – ненадолго, дня на два-три. Думаю, за это время я управлюсь… И так, чтоб без особой огласки.
Крестьянин знал от дочери, что этот постоялец пансионата – русский полицейский и что он сотрудничает с местной полицией, расследует то дело, которое связано и с нападением на Грету. Немного подумав, он кивнул головой.
– Вот и хорошо, – обрадовался Петрусенко. – Завтра утром я приду к вам в деревню, там все окончательно решим!
Рано утром Викентий Павлович пришел на кухню, когда Анастасия Алексеевна и Грета еще только готовили завтрак для постояльцев. Он попросил что-нибудь по-быстрому перекусить, и пока ел, расспросил Грету, как найти их дом. Ему хотелось прогуляться пешком – день начался чудесно, обещал быть теплым, солнечным. Но время поджимало, потому он нанял экипаж и поехал в деревню Лиденбах. Отец Греты уже поджидал его, кивнул двум сыновьям-подросткам, и те вывели из конюшни небольшую бочкообразную лошадку, умело запрягли ее в телегу. Викентий Павлович еще вчера отметил, что Курт Пфайер приблизительно его роста и комплекции.