Капкан на честного лоха
Шрифт:
– А-а-а, – бродяга закрыл лицо руками, продолжая кричать.
Климов опустил пистолет в карман, шагнул вперед. Вцепился пальцами в твердый, как грецкий орех, кадык бродяги.
– Заткнись, гад, – прошипел Климов. – Заткнись немедленно.
Бомж взял нотой ниже, но совсем не умолк, продолжая выдавливать «а-а-а». Климов сильнее сдавил пальцы. Человек закашлялся, закопченное лицо стало наливаться красной краской, на веках повисли слезинки.
– Заткнись, говорю тебе, – Климов второй рукой ухватил бомжа за лацканы пиджака и вдавил его в стену. – Закрой пасть. И ни звука. Понял меня?
Человек затряс головой. По этому движению нельзя было угадать, понял он слова Климова или они прошли мимо ушей. Ослабив хватку, Климов перевел дух.
– Как ты сюда попал? – спросил он.
Бродяга только пучил глаза, не понимая, чего от него хочет этот чужак. Климов дважды повторил вопрос пока, наконец, добился ответа. Оказывается, бомж проник на склад своим обычным маршрутом, через канализационный коллектор, выводящий в подвал.
– Я спал, – добавил бомж.
– Понимаю, ты спал, – кивнул Климов. – Ты спал, а я тебя разбудил. Извини, пожалуйста. Прости, ради бога, что потревожил.
– А-а-а, – простонал бомж.
– Слышишь, я не сделаю тебе ничего плохого. Ничего. Только сиди тихо и я тебя не трону.
Климов услышал звук двигателя легковой машины. Близкий звук. Видимо автомобиль уже заехал во двор и остановился под окнами. Климов почувствовал, как лоб сделался мокрым от пота, а во рту пересохло, словно в пустыне перед сезоном дождей.
– Сиди тихо, – продолжал Климов хриплым шепотом. – И останешься цел. Я даже дам тебе денег. Хочешь денег?
– Денег хочу.
Деньги… Как сладко звучало это слово. Бомж высунул язык в нездоровом бело-желтом налете, облизал черные губы, всосав в себя сочившуюся из носа воду.
– Хочу денег. Я не жрал…
– Тихо. Тихо.
Климов запустил руку в брючный карман, вытащил несколько мятых купюр. Сунул их бомжу под майку.
– Вот. Вот возьми. И ещё получишь, – пообещал он. – Много получишь.
Движок машины работает под самым окном. Наверное, Островский уже выбрался из салона. Стоит на дворе. Ждет. Надо стрелять. Немедленно. Не теряя ни секунды. Нельзя упустить этот момент. Но если этот чертов сукин сын крикнет… Если только издаст звук, считай, все накрылось.
– Ты будешь вести себя тихо? – Климов словно с ребенком разговаривал. – Совсем тихо, да?
– Буду, а как же. Тихо.
Бомж кивнул, его голова продолжала трястись, кадык дергался вверх и вниз. Он то проваливался под складки кожи, то вылезал совсем в другом месте и снова проваливался.
– Тогда получишь деньги. А если только пикнешь, ни хера тебе не достанется. Разве что перо под жабры.
– Под жабры, – повторил бомж.
Климов вздохнул с облегчением. Бродяга стоял у стены не шевелясь, руки, прикрытые куцым пиджачком, висели, как плети. Климов явственно услышал, как за окном хлопнула дверца автомобиля. Теперь уж Островский точно вылез.
Прижав палец к губам, Климов ещё раз дал знак бродяге, чтобы тот не вздумал пикнуть. Отступил на шаг. Но, видимо, последнее упоминание о пере под жабрами было лишнем. Бомж быстро пришел в чувство, осмыслил сказанное. Снова выкатил белые совершенно безумные глаза. И закричал. Не очень громко, но на улице, возможно, услышали крик.
Рванувшись вперед, Климов грудью навалился на бродягу, сдавил его горло мертвой хваткой. Бомж захрипел, задергал ногами. И даже ударил Климова острым коленом в бедро.
– Заткнись, говорю. Ублюдок. Собака.
Климов отвел кулак назад и врезал бродяге по морде. Вырубил его с одного удара. Тот проехался спиной по стене и боком повалился на кучу тряпок.
– Вот так бы сразу, – Климов вытер пот рукавом.
Он посмотрел на часы. Ого, уже четверть девятого.
На цыпочках, согнувшись, он кошачьими беззвучными шагами дошагал до окна. Вытянул руку, взял обрез с подоконника, обхватил ложе ладонью, палец положил на спусковой крючок. Прижавшись плечом к стене, выглянул во двор.
Под окном стоял вовсе не джип «Эксплорер». Обычная старенькая «Волга» с мятыми, кое-как покрашенными крыльями. Над открытым багажником машины склонились два молодых парня. Один вытащил из-под запаски какой-то пакетик, передал другому парню и получил деньги. Затем сел в машину, сорвался с места и уехал.
Человек, оставшийся на дворе, подошел к помойным бакам, развернул пакет. Климов увидел в руке молодого человека два тоненьких инсулиновых шприца, полные темной жидкости, видимо, раствора опия. Один шприц парнишка сунул во внутренний карман кожаной куртки, с другого шприца снял прозрачный колпачок. Затем задрал рукав, поработал пальцами, когда вены вздулись, воткнул иголку в предплечье. Сделав инъекцию, бросил пустой шприц за баки, быстрым шагом вышел со двора.
Климов сел на ящик. Где же Островский? Возможно, появившиеся во дворе наркоманы спугнули его? Климов отвернул пробку бутылки и сделал несколько глотков воды. Половина девятого. Надо ждать дальше.
Бомж зашевелился у стены. Сел, взмахивая руками, то ли чертей ловил, то ли комаров. Минут через десять бродяга окончательно пришел в себя. Выгреб деньги из-под майки, сосчитал. Долго облизывался, предвкушая удовольствие. Спустя ещё четверть часа бродяга подполз на карачках к своему благодетелю, попросил папироску.
– Меня вообще-то Гусем зовут, – затянулся сигаретой бомж. – Но для друзей я Володя. Кстати, я на тебя не в обиде. За это.
Бомж приставил палец к разбитому глазу.
Климов смотрел в окно. Теперь он уже не надеялся на встречу. Вечерние сумерки становились гуще и гуще. На набережной зажгли фонари. По мокрому асфальту расплылись круги желтого света.
Климов ждал ещё час пока, наконец, не понял, что здесь ему больше нечего делать. Не торчать же тут всю ночь, вдыхая едкий характерный запах кошачьей мочи, которым пропитался Гусь. Однако кое-какие меры предосторожности не будут лишними. Покидая склад, можно столкнуться с головорезами Островского за ближайшим углом, в подворотне или на набережной.