Капкан на честного лоха
Шрифт:
Водитель Саша нервно забарабанил указательным пальцем по баранке, словно почувствовал близкую беду. Кажется, витавшее в воздухе напряжение почувствовал и Ашкенази. Он нагнулся вперед, нахмурился.
– Это ещё что за колхозник? – спросил он.
– Наверное, в Москву за колбасой ездил, – отшутился Водитель. – Теперь обратно возвращается.
Из фургона Урманцев, через глазок в двери наблюдал за «БМВ». Между машинами метров пять, не больше. Все идет по плану, но синие «Жигули» Цыганкова ещё не видны.
Грузовик сбавил скорость насколько это вообще возможно. Проехали открытое место, по слева и справа потянулись чахлые сосновые посадки. В жару сосны пахли скипидаром, и этот приятный запах можно было услышать в фургоне. Урманцев втянул в себя крепкий дух и даже зажмурился от удовольствия.
Он приник к глазку и, наконец, увидел «Жигули», быстро нагоняющие «БМВ». До ворот ещё полтора километра. Теперь пора действовать.
Урманцев нагнулся, сунул в боковой карман куртки три гранаты Ф-1. Повесил на плечо ремень автомата, откинул назад складывающийся костыль приклада, прикрепленный к ствольной коробке длинным винтом. Он обхватил правой ладонью рукоятку, положил палец на спусковой крючок. Левой рукой потянул в сторону задвижку, скрепляющую одна с другой двери фургона.
Ашкенази нервно заерзал на заднем сидении. Обернулся назад, увидел синие запыленные «Жигули». Беспокойство росло, как на дрожжах, просто из ушей лезло.
– Слышь, какая-то тачка сзади, – сказал Тамаз водителю.
– Вижу, – лицо Саши сделалось напряженным. – Ничего страшного.
Цыганков нагнал «БМВ», пристроился в хвост, держа дистанцию в три метра. Когда начались сосновые посадки, он нагнулся достал из-под сидения пакет со стволами, положил его на пассажирское место, чтобы были под рукой.
– Блин, ну, давай, – вслух сказал Цыганков.
Климов, сидевший за рулем «ГАЗа», видел всю картину в зеркало заднего вида. В десяти метрах впереди, показался лежавший в овраге ржавый холодильник – это ориентир. То место, где нужно остановиться. Климов плавно выжал педаль сцепления и тормоза.
Фургон тряхнуло на кочке, «ГАЗ» остановился.
Урманцев ударом ноги распахнул левую створку двери. Опустил ствол автомата и выпустил длинную очередь по капоту «БМВ».
За десять секунд пули насверлили в капоте пятнадцать дырок. Ашкенази, прозевавший момент нападения, не сразу испугался. В салоне бронированной машины сухие автоматные выстрелы были почти не слышны. Тамаз нагнулся вперед, когда «БМВ» остановилась. Он увидел незнакомого человека в раскрытой двери фургона. Увидел автомат. Мгновенно оценил ситуацию.
– Заворачивай, – заорал Ашкенази, голос сорвался на высокую ноту. – Назад. Давай назад.
От этого крика заложило уши. Водитель секундой раньше все понял без слов и крика. Он дернул рукоятку, включив задний ход.
Расстрелянная машина, как ни странно, ещё слушалась руля. Задним бампером «БМВ» врезалась в «Жигули» Цыганкова, груженые сырым песком. Если бы четырехтонный броневик успел набрать ход, то столкнул бы с дороги «жигуленка» без всякого усилия, как пустую консервную банку. Но для разгона «БМВ» оставили каких-то жалких три-четыре метра. Броневик ткнулся в передний бампер «Жигулей», сдвинув их на метра на полтора.
Урманцев из фургона выпустил по двигателю «БМВ» вторую длинную очередь, расстреляв весь магазин. Он бросил пустой автомат на обшитый железным листом пол, нагнулся, схватил лежавший у ног пожарный топор.
Климов из кабины видел все, что происходит на дороге. Он хотел сдать назад, чтобы оставить «БМВ» ещё меньше места для маневра, но вспомнил договор. Урманцев заранее предупредил, чтобы «ГАЗ», встав на месте, не дергался. А Климов не вылезал из кабины.
– Заворачивай, мать твою, – снова заорал Ашкенази.
Водитель дернул ручку, проехал вперед пару метров, из-под капота пошел густой пар и ядовито желтый дымок. Этот дым на глазах становился все гуще, все темнее, будто туда, под капот, сунули горящую дымовую шашку. Уже не разобрать было, что творится впереди, на дороге.
Водитель обернулся к Ашкенази.
– Кажется, движок накрылся, – прохрипел Саша.
В салоне было прохладно, но водитель вспотел так, что по лбу щекам бежали ручейки пота. Прозрачные капли падали с подбородка на белую сорочку с вышивкой на кармане, на темный галстук. Мужественное лицо водителя исказилось в слезливой гримасе.
– Пожалуйста, звоните в ментовку. В охрану дачного поселка звоните.
– Ты что, охерел? – крикнул Ашкенази. – Они приедут черт знает когда. Толкай «жигуль» тебе говорят. Толкай, гад. Мразь паршивая.
– Не могу, – водитель зажал лицо ладонями.
Урманцев, держась за рукоятку топора обеими руками, спрыгнул на землю. Пробежал вперед несколько метров. Поставил ногу на бампер «БМВ», шагнул на дырявый клубящейся дымом капот машины.
Он схватил топор так, чтобы бить по крыше не лезвием, а острым шипом, наваренным на обух. Урманцев занес топор над головой, широко размахнулся. Он был неуязвим для пуль противника. Из салона машины через бронированное стекло его нельзя достать. Топор описал в воздухе стремительный полукруг. Шип врезался в крышу, проделав в ней круглую дырку.
Ашкенази вздрогнул. Он увидел, как прямо над водительским местом треснула крыша автомобиля. Повисла пробитая обивка из кожи. Тамаз выхватил из-за пояса пистолет.
Передернув затвор, приставил дуло к виску водителя.
Топор снова врезался в крышу.
– Ты с ними заодно? – крикнул Тамаз. – Сколько тебе заплатили, падла? Сколько?
Водитель не ответил. Он не мог преодолеть приступа животного страха. Его голова мелко тряслась, нижняя челюсть дергалась, зубы стучали.
– Сейчас ты сдохнешь, – пообещал Ашкенази и большим пальцем взвел курок. – Трогай, скотина.