Капкан на демона
Шрифт:
– Как же это, а?! – обиженно спросил толстяк.
А юноша сплюнул под ноги:
– Рейс тринадцать двадцать пять, Киев – Симферополь. А мне в Москву. – У него дрожали руки. – Пойду свой билет сдам. Ну их на фиг, такие полеты!..
У касс и впрямь уже выстроились первые желающие сдать билеты на другие рейсы. Тужилов отпустил толстяка и инстинктивно двинулся туда, но резко повернул к окнам, выходившим на летное поле, ввинчиваясь в толпу железными плечами. Шокированные люди даже не огрызались, поддаваясь его напору. Наконец он уткнулся в стекло. Место катастрофы сразу обозначилось вдалеке густыми клубами черного дыма с красными прожилками. Там уже стояли пожарные машины,
– Нельзя было нам садиться в тот самолет, – сказала Лученко, не дожидаясь вопросов. Она была очень бледной. – Мы погибли бы. Вот я вас и… Задержала, как могла.
Тимур Борисович тяжело присел на корточки перед ней. Ноги его не держали.
– Как взорвался? Откуда ты могла знать?!
– Оттуда. Вы видели, что со мной творилось?…
Тужилов приоткрыл рот и вытаращил глаза. Вот эта крапивница, покраснение кожи и пупырышки – сигнал о том, что самолет взорвется?! Чушь, чушь. Не может быть! Сказки!..
– Ты что, почувствовала?
– Вроде того.
– Врешь…
Вера посмотрела в сторону. Суматоха в аэропорту нарастала.
– Надо было вас отпустить, да? Тогда бы вы мне поверили?
Появилась бледная Лариса, увидела их и торопливо подошла. Вера с облегчением вздохнула: не улетела все-таки, не успела на посадку. Зато выжила… По девушке было понятно, что она уже видела это. Она со страхом и изумлением смотрела на Веру. Слышала последние слова?
– Что там? – спросил ее Тимур Борисович.
– Самолет… Наш рейс… В самом конце взлетной полосы… Горит… – Ларису трясло, она села на ступеньки и прикусила губу. Закрыла глаза, но все еще видела пылающие куски самолета на взлетной полосе, слышала вой сирен, очень ярко представила людей внутри – превратившихся в обугленные, разорванные куски плоти. И себя среди них.
Тужилов мельком скользнул взглядом по ее расширенным глазам и сказал Вере:
– Нам надо поговорить.
Его первый страх прошел, он взял себя в руки, и остались лишь вопросы. Откуда у Лученко, девятнадцатилетней соплячки, дар предчувствия? Что именно она ощущала? Можно ли это использовать?
Вера тоже глянула на Ларису, Тужилов все понял, они зашли за колонну.
– Ну? Не томи.
«Он все равно не отстанет, надо сказать что-нибудь…»
– Эксперимент физиолога Гершуни. Помните?
Преподаватель удивился.
– Ну, помню. И что?
– Я провела этот эксперимент на себе.
– При чем тут… Погоди. Ты хочешь сказать, что…
Он вспомнил этого физиолога, перед внутренним взором появилась страница из энциклопедии: Гершуни Г. В., родился в начале двадцатого века, член-корреспондент Академии наук… Так… Ага, вот: основные работы по адаптирующему влиянию симпатической нервной системы на нервно-мышечную функцию и по физиологии органов чувств, главным образом органов слуха… Награжден орденом… Ввел понятие «субсенсорная область», для обозначения фактов воздействия на поведение неосознаваемых раздражителей; тождественно понятию «предвнимание»…
– У тебя что, развились субсенсорные ощущения? – с недоверием спросил Тужилов.
Знаменитый опыт физиолога Гершуни состоял вот в чем: испытуемого погружали в гипнотический сон, затем экспериментатор на мгновение включал звук, который не воспринимался человеческим ухом, например ультразвук. И одновременно отдавал приказ на пробуждение. Так повторялось много раз. В конце концов испытуемый просыпался уже
Гершуни утверждал, что в мозгу человека есть область, реагирующая на неслышимое и неощутимое. Это доказали и приборы: при звуке, сознательно не воспринимаемом человеком, менялась электрическая активность мозга. Эту область назвали субсенсорной, и неощущаемые раздражители тоже назвали субсенсорными. Во время опытов Гершуни условный рефлекс на неощущаемое вырабатывался и у бодрствующих – после серии опытов с гипнотическим сном.
– Ты выработала у себя условный рефлекс?
Вера не ответила и на этот вопрос. Все-таки какой у людей запас недоверчивости! Она ему жизнь спасла, а он с ней о науке.
– Извините, я спешу… – сказала она.
Но от Тужилова не так-то просто было отделаться.
– Постой! Мы не можем покидать аэропорт, – уверенно заявил он. – У нас спросят, почему не успели на посадку. Те двое ментов подтвердят твое странное поведение. Тебя заподозрят и могут задержать, ты это понимаешь?
Вера не ответила, только лицо ее застыло.
– И тебе нужна моя защита, свидетельство уважаемого человека. Я тебя отсюда вытащу. Взамен попрошу только об одном: расскажи подробности.
Вера чуть заметно пожала плечами. Она поняла, что от настырного Тимура-завоевателя избавиться невозможно. Собственно, чего еще от него ожидать?
– Хорошо.
– Тогда так, – деловито сказал Тужилов. Он уже полностью контролировал ситуацию. – Лучше нам самим объявиться, не ожидая, пока нас найдут. Идем со мной и ничего не бойся.
Прошло три часа. Тимур Борисович, Вера и Лариса все еще были в аэропорту, в административной его части. Их долго расспрашивали, а сильнее всего вцепились, конечно, в Лученко. Вначале дежурный администратор, затем охрана, потом прибывшие из города сотрудники службы госбезопасности. Тужилов сразу заявил, что его студентка задержалась сама и задержала остальных в связи с состоянием здоровья: у нее началась аллергия, раздражение кожных покровов. Затем крапивница прошла, но на посадку они уже не успели. А объявление диспетчера со своими фамилиями и приглашением в самолет не слышали, потому что были в туалете.
– А с какой целью Лученко, как утверждают свидетели, завладела вашими документами? – спросил очень внимательный человек в штатском.
Тужилов был готов к этому вопросу, ведь понятно, что охрана аэропорта давно о странном случае рассказала.
– Ни с какой целью. Просто аллергия сопровождалась психическим спазмом, во время которого человек себя не вполне контролирует, – ответил он.
Затем его попросили выйти, чтобы еще раз побеседовать с Лученко. Тимур Борисович пытался спорить, но человек в штатском настаивал. Тогда он отправил Ларису за бутербродами и кофе, а сам уселся на каком-то диванчике и, не замечая снующих туда-сюда людей, принялся думать. Лученко, стало быть, приобрела чувствительность к неосознаваемым ощущениям, в данном случае к опасности. То есть пошла даже дальше Гершуни. Это потрясающе… Науке давно известно, что далеко не все ощущения регистрируются сознанием, да это и не нужно: если бы мозг был загружен ими, то люди бы замучились согласовывать различные непроизвольные движения, реакции и навыки, работу кишечника и желез внутренней секреции. Однако, видимо, те механизмы, которые управляют в человеке непроизвольным, способны воспринимать что-то еще. Ведь Гершуни доказал, что человек воспринимает раздражители, находящиеся за нижним порогом его чувствительности. Это доказывает существование у человека восприимчивости к раздражителям, не ощущаемым сознательно…