Капкан на «Медведя»

Ник Ханна

– Ложись, шеф! – раздался вопль другого мужчины, водителя черного БМВ. Истошный визг какой-то женщины…

…Он вздрогнул, будто внутри распрямилась туго сжатая пружина. Стараясь не потревожить Ольгу, встал с тахты, быстро оделся… вышел из натопленной комнатенки.

Опустился на ступенку крыльца, достал сигареты. Он не курил почти три года – со службы в армии, но три месяца назад начал опять. Облегчения это не приносило. Может, чуть притупляло боль…

Пальцы вдруг сделались очень неловкими – он никак не мог извлечь сигарету из пачки.

За спиной скрипнула дверь, и он едва не вздрогнул – хотя кто, кроме Ольги, мог выйти следом?

– Тебе плохо? – полувопрос, полуутверждение.

Он молча кивнул. Она же знала…

– Кир… – сказала как позвала. Провела теплой ладошкой по его щеке.

Он взял ее ладонь, сам прижал к лицу. Хотелось расплакаться. Может, он уже делал это – как делают мужчины? В горле стоял ком – он подумал, если заговорит, тут же выдаст себя.

– Кир, Кир… – тоска и нежность в голосе.

Он, наконец, преодолел свою слабость. Спросил намеренно грубо (но вышло не грубо, а просто глухо и хрипло):

– Слышал, ты сейчас… с Вересковым?

Она тут же отстранилась.

–Слышал?

Он, наконец, сумел раскурить сигарету, пряча язычок пламени в кулаке от пронизывающего осеннего ветра.

Она молчала, а он все сильнее ощущал, как черна, как холодна эта ночь, как зловещ бело-голубой, геометрически правильный кружок на небе, как неприязненны, колючи созвездия…

и вообще всё бессмысленно.

И ничто на свете не изменилось от того, что сегодня в голодный зев города он бросил очередную жертву.

– Я… с ним встречаюсь, – наконец, медленно сказала Ольга (на секунду ему показалось, что он не может дышать, следующего вдоха попросту не станет. Он проклял свою слабость – ни к чему было снова видеться с ней. Все умерло… еще три месяца назад. Все лучшее убил тот подонок…)

–Точнее, мы… видимся. То, что было между нами два года назад, два года назад и закончилось.

Она замолчала. Он осознал, что снова может дышать – причем, полной грудью. Отбросил ненужную сигарету в сторону.

– Он тебя любит, а ты его… уже нет?

Ольга улыбнулась. В бело-голубом – не свете, а отсвете Луны он уловил эту улыбку – чуть грустную, чуть снисходительную. У него сжалось сердце – Ольга была прекрасна как сон, как мираж – они всегда недолговечны, всегда уходят…

– Идем в дом. Мне тут холодно, а там, без тебя, страшно. Идем, Кир.

– Я люблю тебя, – сдавленно сказал он. Еще вчера он думал, что больше никогда не произнесет этого вслух. Никому не скажет. Ни Ольге, ни кому-то другому. Но сейчас вырвалось. Само собой.

– Я знаю, – это "знаю" относилось не только к его последней фразе, но и к его боли… И к тому, что сегодня он сделал – потому, что иначе было нельзя.

Эта ночь вовсе не была слишком тяжелой, не была холодной. Будь его воля, он сделал бы так, чтобы эта ночь вообще не кончалась. Никогда.

Утром было холодно – огонь в печи успел потухнуть.

Кирилл мельком

глянул в окно избы – на еще зеленой, не успевшей пожухнуть траве лежал снег. Он поцеловал спящую Ольгу в щеку (во сне она выглядела ребенком, очень нежной девочкой…) Сейчас ему было легко, не то, что вчера.

Сейчас он любил даже осень. Любил первый снег, первое дуновение грядущей зимы… Снова посмотрев в окно, подумал с сожалением: те яблоки, что остались на ветках, померзли. Ледяные яблоки. Храниться они уже не смогут. Жаль. Удивительно урожайный на яблоки год выдался.

Утренняя Ольга была еще красивее вечерней. Приподнявшись на локте, тоже заглянула в окно – и разочарованно:

– Снег… неужели зима так близко?

Он снова поцеловал ее и подумал – скоро опять придется расстаться. Вчерашний вечер был исключением.

Ольга все еще любит его, и он ее… может, даже сильнее – от осознания того, что все закончилось.

Эта мысль пронзила сердце острой физической болью. Он пожалел о том, что все (вообще всё) не закончилось для них с Ольгой еще вчера.

– Кир? – кажется, она почувствовала его настроение. В ее голосе было беспокойство. Была тревога.

– Все хорошо, – мягко сказал он, снова принимаясь ее целовать – чтобы хоть ненамного облегчить боль, оттянуть неизбежное.

…Он набрал в плетеную корзину самых лучших, наливных, розовобоких яблок. Донес эту корзину до самых дверей ее квартиры.

– Они долго могут храниться. До самого Нового Года.

Ольга молча кивнула. Он испугался, что она не выдержит, расплачется еще до того, как он уйдет. Быстро поцеловал ее в уголок губ, отвернулся и вниз, по лестнице, лишь бы не окликнула, иначе все его мужество обернется мальчишеской слабостью, а так нельзя, для него пути уже отрезаны, вчера он добровольно переступил ту грань, за которой оказываются отрезаны все пути.

* * *

Из сводки криминальных происшествий по городу:

…Одиннадцатого октября, около десяти часов утра, на углу Каштановой аллеи и переулка Строителей был убит некто Громов Игорь Анатольевич, 197__ года рождения, предприниматель, в криминальной среде известный под кличкой "Громобой".

Преступник (личность не установлена) приблизился к машине Громова – БМВ черного цвета, госномер ___ – на мотоцикле марки "Харлей" и произвел три выстрела из пистолета системы ТТ с глушителем.

После чего скрылся с места происшествия.

Мотоцикл был обнаружен спустя три часа на улице Кленовой. Установлено, что он принадлежит г-ну Никитенко С. С. и был угнан у него девятого октября с. г.

…По одной из версий следствия, убийство Громова является результатом криминальной разборки между враждующими группировками…