Капкан
Шрифт:
— А ты слишком вредная, — сдержано улыбается и кладёт глянец обратно мне в сумку.
Мы подъезжаем к отелю, в ресторане которого сегодня проходит фешенебельная вечеринка перед завтрашним модным показом, на котором я буду в качестве модели дефилировать по подиуму. Швейцар открывает нам дверь, первым выходит Рейн и, подав свою руку, помогает мне выйти. Ослепляющие вспышки камер сопровождают нас до самого входа в здание. Держусь уверенно, позирую и улыбаюсь перед ними, хоть все это утомляет, доставляя дискомфорт. В холле нас встречают ещё фотографы, которые просят подойти к фотозоне, чтобы сделать несколько кадров. Рейн отказывается и,
Ещё через пару минут, мы, наконец, оказываемся в помещение, где собралось уже достаточно увлечённых друг другом гостей, чтобы кто-то смог заметить наше опоздание.
Рейн касается моей спины и ведёт к столу, за которым стоит Аннет Варди, владелица и главный редактор журнала, в котором я работаю, рядом с ней стоит её помощница и главный стилист.
— Это та самая Кайя? — с ехидной улыбкой шепчу Рейну на ухо, оценивая молодую помощницу.
— Что значит та самая? — бросает на меня усмирительный взгляд. — В ней нет никакой исключительности, чтобы её выделять.
— Ну ладно, не заводись. Побереги нервы для встречи с этой малышкой, — рассмеявшись, хлопаю его по плечу.
Подойдя к ним и поприветствовав Аннет и Миру, с которыми давно знакома, я представляюсь Кайе, протянув ей руку. Девушка сдержанно пожимает её, оценивающе пройдясь взглядом по мне. Чувствую, как вскипает кровь девушки, как поднимается температура тела; замечаю, как не сдержавшись, она бросает ревностный взгляд на Рейна, и это меня улыбает. Не от злорадства, а от понимания, что психоз моего друга на фоне молоденькой красавице взаимен. Пусть он продолжает твердить, что она ему неинтересна, и что он не станет больше связывать себя с юными девицами, но я давно вижу, как меняются его лицо и язык тела, когда речь заходит о ней.
Аннет обращается ко мне, и к ней присоединяется Мира. Они делают мне комплимент, выразив своё приятное удивление и восхищение съемкой.
— Я рада, что Майер смог настоять на своём. Поначалу идея показать на обложке никем не известную модель казалась мне сомнительной, но твоё лицо отлично вписалось в номер и освежило его.
Слышать комплимент от этого человека приятно вдвойне. Она одна из немногих женщин, которых я уважаю и к чьим словам прислушиваюсь. Однажды, спустя полгода моего бегства, мы столкнулись с ней на одной из съёмок, и между нами состоялся разговор, который неожиданным образом перетек из рабочего в личный. Тогда та властная и твердая женщина, кажущаяся на первый взгляд бессердечным и безжалостным человеком, открылась мне глубоко несчастным человеком, который знал цену всему в этом мире. Именно разговор с ней стал отправной точкой моей работы над собой, над переосмыслением убеждений.
Вечер проходит в соответствующей подобным мероприятиям атмосфере. Десятки новых знакомств, сотни тем для разговоров. Чьи-то лица и слова привлекают мой интерес, а кто-то наводит лишь скуку. Но мне приходится стоять, вежливо кивать и улыбаться всем без исключения. От кого-то принимать поздравления и комплименты; с улыбкой на лице уходить от бестактных вопросов или слушать с невозмутимым лицом, как за спиной обсуждают, что обложку я получила через постель. На чью постель они намекают не трудно догадаться. Нас с Рейном подобные слухи лишь забавляют.
Единственное, что настораживало меня весь вечер, так это чувство, будто кто-то взглядом прожигает во мне дыры. Но, каждый раз, оборачиваясь, я не находила
— Джин тоник, пожалуйста, — делаю заказ, подойдя к стойке.
— За мой счёт, — следом раздаётся грубый мужской голос позади меня.
Удар грозовой молнии бьет под дых. Тысяча лет пройдёт, но этот голос я буду помнить всегда. Надо мной, словно раскололось небо, обрушив на голову цунами прошлого. Я стараюсь не думать о нем, не думать о прошедших днях, о людях, оставшихся в них. Медленно вычеркиваю все из головы, в надежде, что однажды память лишит меня воспоминаний, наводящих ужас. Я знаю, что в моей жизни было много прекрасных моментов, но все сгорело вместе с мамой и Сэмом; погибло от выстрела в сердце Эмми, растворившись в дожде и кислотных слезах.
Оборачиваюсь, в надежде, что память обозналась, и сейчас я столкнусь с незнакомцем; в надежде, что мне не придётся вновь переживать семь кругов ада, столкнувшись со своим палачом и дьяволом. Но надежды рушатся, как только мои глаза соприкасаются с ледяными глазами Ханукаева. С моих уст вырывается отчаянный вздох от изумления. Я ошарашено разглядываю его лицо, его силуэт, стараясь найти незнакомые черты, дабы убедить себя, что это не он. Не верю своим глазам, что спустя столько лет, находясь за тысячи километров от него, судьба сталкивает меня с ним на мероприятии, где ему совсем не место.
Делаю шаг назад, чтобы убежать, чтобы развидеть это, но, совсем забыв о барной стойке, упираюсь в неё спиной. Он не сводит с меня глаз, стоит на расстоянии вытянутой руки и, как и прежде, скручивает все внутри одним лишь взглядом. Четыре года. Четыре года я не видела его, не слышала голос, но будто только вчера, я бездумно утопала в нем, не подозревая, что мне не удастся больше выплыть из этих чувств.
— Не подходи, — беззвучно произношу губами, глазами моля его об этом на коленях.
Он самое яркое напоминание моих ошибок, которые я не сумела простить себе, простить ему. Хватаю клатч со стула и спешу уйти. Сбежать отсюда. Но он останавливает меня, поймав за талию и развернув к себе, забыв обо всех приличиях и собственных принципах.
— Постой, — произносит, склонив голову над ухом.
Во мне разжигается война двух стихий, которые вихрем все сносят со своего пути. Никому так и не удалось заменить его касаний — легче сменить кожу, которая помнит каждое из них. Не могу пошевелиться, отойти. Задыхаюсь, тело бросает в дрожь, мурашки предательски бегут по коже. Смотрю в его глаза и чувствую, как снова погибает что-то внутри меня — с треском падает и разбивается. Я вижу в его стойком и непоколебимом взгляде растерянность, вижу, что хочет что-то сказать, но не может произнести это вслух. Все скручивается от волнения.
«Ну попроси ты прощения за случившееся. Хотя бы раз сделай это» — кричит внутренний голос. Я не прощу, но хотя бы буду знать, что сожалеет. Что сотворенное им не прошло для него бесследно. Но он молчит. А я теряю последние капли терпения и решаю уйти, но он вновь останавливает меня, взяв за руку. Кажется, тысячи вольт проходят от пальцев до самого сердца.
— Что ты хочешь? — шиплю, понимая, что его вседозволенность начинает привлекать внимание посторонних.
— Поговорить, — цедит мне в тон, глазами лезет под кожу. От его взгляда, ком нарастает не только в горле, но и на сердце.