Капкан
Шрифт:
— Пообщаешься или поебёшься?
— Блядь… — мне почему-то стало смешно от этой горькой безысходности. — Теперь ты у нас что ли ревнуешь? Да?!
Адам шумно выдохнул.
— Ты даёшь повод, Олесь.
— Не даю я ничего! Я не собираюсь с ним спать, понимаешь? Может, потом, когда мы… Когда я… останусь одна…
Он раздражённо поджал губы. Ничего не ответил. Оттолкнулся от меня, перекатился на бок, лёг на спину…
— Олесь, давай договоримся — кто угодно, но не из моих знакомых.
Чего?! Да что ж он такой трудный…
Очень хотелось
Выдохнула.
— Давай. Кто угодно, но не из твоих знакомых.
— В смысле "давай кто угодно"? — Адам с недоумением повернул голову. — Олесь, ты бесишь просто!
Рассмеялась, подаваясь к нему всем телом. Прижалась губами к его плотно сжатым сухим губам…
Долгий жадный поцелуй. Пошлый, горячий, влажный… Наверное, до встречи с этим человеком я даже не представляла, что так бывает, что возбуждение от одного касания губами может быть настолько острым и пронзительным…
— Подожди, Олесь… — Адам неожиданно оторвался от моего рта. Прерывисто дыша, задержал туманящийся чувственный взгляд на моём разочарованном лице… Отстранился, зачем-то наклонился к прикроватной тумбочке… — У меня для тебя кое-что есть…
Закусила губу, растерянно созерцая появившуюся в его руках коробочку.
Это мне? Бля-я-ядь…
На миг стало жарко.
Господи, только не такие подарки… Нам нельзя! Нельзя, чёрт подери! Одно дело — запаску поставить или ремонт машины оплатить, и совсем другое — дарить украшения… Это как обухом по голове, как удар под дых…
Губы непроизвольно задрожали, когда я, совершенно не зная, как реагировать на этот сюрприз, на автомате открыла крышку. В голове стоял противный гул, в горле кололся шипастый ком, подспудный животный страх сдавил сердце…
??????????????????????????Несколько секунд слепо вглядывалась в чёрную подложку. Едва не выдохнула от облегчения — цепочка. Господи, спасибо… Кольцо, даже самое примитивное, я бы просто не пережила…
— Нравится, Олесь? — Адам вопросительно вскинул бровь, ожидая от меня хоть какой-то реакции.
Открыла рот, но так и не смогла ничего произнести. Попыталась сосредоточиться на лежащем на чёрном бархате золоте, на этот раз детально разглядывая звенья и плетение…
Полновесная, монреаль, два с половиной-три миллиметра. В длину не больше пятидесяти. На карабине оттиск торгового дома… Чёрт! Это определённо не то, что он хочет услышать…
Бессильно опустила коробочку на кровать. Закрыла лицо ладонями…
— Оле-е-есь…
— Не говори ничего! — я шмыгнула носом. — Подожди минутку…
Несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь сдержать дурацкие непонятные слёзы. Зачем-то бросилась Адаму на шею, просто не в силах сказать банальное "спасибо"…
— Олесь, ну хорош… Ты чего? — он машинально прижал меня к себе, погладил спину. — Я Анжеле заказал браслет, подумал — тебе тоже не помешает что-нибудь…
— Наденешь? — отстранилась от него, вытерла мокрые
— Конечно!
Повернулась спиной, подняла волосы…
Прохладный металл заскользил по коже, тёплые пальцы ловко застегнули карабин. Разгладили сложное плетение…
Всхлипнула последний раз. Повернулась к Адаму лицом, прикрыла рукой голую грудь…
— Мне идёт? — я кокетливо задрала подрагивающий от переизбытка эмоций подбородок, стараясь скрыть блеск в глазах.
Адам наконец-то улыбнулся. Недоверчиво покачал головой, сдавил пальцами переносицу, с облегчением сбрасывая с себя напряжение последних минут…
— Очень. Я же знал, что покупаю, — его улыбка стала шире, от глаз разбежались лучик морщинок. — Тебе на самом деле идёт, Олеська… Особенно в таком виде…
Слишком. Всё это — слишком. Его квартира, его кровать, холодящая шею цепочка, его руки на моих бёдрах, его грудной смех, влажные поцелуи, требовательные укусы, терпкий запах, душный полумрак, который совсем не рассеивается тусклым светом прикроватного ночника… Так не должно было быть. Не должно…
Запрокинула голову, подчиняясь давлению мужской руки, стягивающей волосы. Прогнулась в спине, застонала, ощущая, как член в очередной раз плавно толкается внутрь, вызывая болезненную воспалённую тяжесть в промежности — я точно больше не смогу кончить за сегодняшний вечер. Дважды, оказывается, мой предел, после слизистая становится слишком чувствительной, словно стирается и истончается, и трение внутри причиняет только боль, несмотря на обилие влаги. Но ему, Адаму, об этом знать необязательно…
Это стало привычкой. Потребностью. Жадностью. Это давно уже не любопытство, не азарт, не новизна страсти. Я думала… мы остановимся в нужный момент… Но не его тёмная похоть растворилась в моей зефирно-розовой запретной влюблённости, а эти два понятия смешались друг с другом, образуя грязное нетерпимое собственничество, толстым слоем покрывшее все когда-то яркие чувства. Оно выжигает изнутри, топит снаружи, становится адом…
Адам чуть ослабил хватку, и я опустила голову, с трудом пытаясь устоять на дрожащих от усталости коленках. Закусила губу, сдерживая новый болезненный стон, зажмурилась, чувствуя, как намокают ресницы… Качнулась вперёд от нового более резкого толчка, обещая себе дотерпеть — лучше так, чем в задницу…
Нам стало тесно. Нам мало времени. Нам не хватает не то что друг друга, нам недостаточно себя в этих нелепых отношениях. Всё в мире должно развиваться и идти вперёд, и Адам неосознанно пытается… Но это невозможно. С кем угодно, только не с нами…
Сжала кулаки, сминая пропитанную потом простынь. Ощутила на языке солоноватый привкус крови из прокушенной губы. Почти ненавидя всё происходящее, выгнулась ещё сильнее, подставляясь под размашисто входящий член… Всё-таки застонала сквозь зубы, утыкаясь лбом в подушку и чувствуя, как спина покрывается испариной от нарастающего внутри жара, похожего на ожог…