Капля огня
Шрифт:
– Куда?
– На улицу Рублева.
По огорченному выражению лица водителя стало понятно, что указанная улица находится недалеко.
– А номер какой?
– Дом одиннадцать.
– Три шага пешком, - тоскливо сообщил частник.
– Я устала, так что везите, я заплачу.
Они проехали метров двести и свернули в тихий, заросший вязами и желтой акацией дворик.
Ника расплатилась, забрала сумку и залюбовалась каким-то старозаветным уютом: развешенное на веревках белье, голубятня с клюющими на её крыше зерно грудастыми птицами, два пацаненка, играющие
Единственный подъезд старого трехэтажного дома, распахнутая настежь дверь... Ника достала бумажку с адресом. Квартира номер два наверняка на первом этаже. Наверное, вот эти два окна с кружевными занавесками.
Но оказалось, что в доме каждая квартира занимает ровно один этаж. Во всяком случае, и на первом, и на втором было по одной двери. Девушка в нерешительности уставилась на фасонистую металлическую створку - неужели она защищает квартиру престарелой актрисы, а не банкира или бизнесмена? Потом поискала глазами кнопку звонка и не обнаружила её. Дубасить кулаком в металл было как-то не слишком культурно, и она постучала подушечками пальцев, почти не надеясь на то, что её услышат. Но спустя буквально несколько секунд, дверь беззвучно и мягко распахнулась.
Вначале ей показалось, что в полумраке прихожей стоит ребенок. Во всяком случае, ростом человек был чуть выше Никиного пупка.
– Милости прошу, - послышался неожиданный, высокий и одновременно дребезжащий голосок. И только тогда Ника поняла, что перед ней карлик, лилипут. Облачен он был в джинсы и, несмотря на теплую погоду, пушистый исландский свитер. Светлые волосы аккуратно причесаны на пробор, а глаза смотрят с настороженным любопытством.
– Здравствуйте, - растерянно произнесла она.
– Я к Антонии.
– Доброе утро, юная леди. Входите же скорее, Антония вас ждет.
Девушка вошла в прихожую, показавшуюся огромной, словно зал. Высокие потолки, древний гардероб, зеркало в бронзовой раме. Карлик взял у неё из рук дорожную сумку и, поклонившись, указал на распахнутую двустворчатую дверь. Заметив нерешительность гостьи, шепнул:
– Не бойтесь, я буду рядом.
От этого Нике стало ещё больше не по себе. Хотя чего ей бояться? Совершенно нечего.
И она вошла.
Комната, где она оказалась, тонула в оливковом полумраке. Жилище Антонии она представляла иначе - тут не было никаких старых афиш и фотографий роковых красавиц в гриме. И фарфоровых статуэток не было. С чего она вообще взяла, что Антония должна хранить всяких балерин и зверушек с клеймом Лениградского фарфорового завода? Бронза и только бронза! И то - минимум: фигурки Вакха и вакханки на бюро, да чаша- колокольчик, до краев наполненная стеклянными шариками.
Мебель была не просто антикварной, она была старой, потертой и утомленной временем. С потолка свисала потемневшая люстра венецианского стекла, а на стенах были развешены картины - Венецианов, Левитан и неожиданный для этой комнаты Лотрек. И не просто Лотрек, а "тот самый Лотрек" - на грани фола.
– Так вот ты какая, Никуша. Выросла.
Голос звучал все так же. Если бы Ника не видела сидящую в кресле с высокой спинкой старуху в темном платье и
– Здравствуйте...
– тихо произнесла Ника.
– Зови меня просто Антония, терпеть не могу все эти церемонии. Ну что же, садись, девочка. Спасибо, что согласилась приехать.
Возникший за спиной карлик придвинул кресло, мягкое, округлое, словно котенок. Ника опустилась в него, не зная, куда девать руки и ноги, внезапно показавшиеся неуместно-длинными и обнаженными. Антония в своем драпирующем от подбородка до щиколоток одеянии выглядела аристократически, а она, Ника - в короткой юбчонке и легкомысленном топике - словно трудный подросток.
– Ты красавица, - констатировала старуха, рассмотрев как следует девушку.
– Просто красавица. Впрочем, иначе и быть не могло. Я рада тебя видеть вне зависимости от...
Она замолчала, и Нике пришлось спросить:
– От чего?
– От того, что я собираюсь тебе рассказать, и к чему это нас приведет.
– Антония достала папиросу, вставила её в длинный мундштук и закурила. Потом придвинула пепельницу к краю столика.
– Кури, если хочешь.
Ника покачала головой.
– Ну тогда... Надеюсь, кофе нам сейчас подадут, а чуть позже позавтракаем.
– Я не голодна, в поезде перекусила, - зачем-то соврала Ника.
– Ерунда это все - в поезде. Орландо!
– внезапно гаркнула старуха так, что у Ники екнуло под ложечкой.
– Орландо, ты там кофе варишь или под дверью подслушиваешь?!
– Хотелось бы, конечно, подслушивать, - донеслось откуда-то издалека, - но не могу же я разорваться...
– Шут гороховый, - пробормотала Антония и улыбнулась.
– Так, на чем мы остановились? М-да... Ну ничего, должен же быть у меня хотя бы старческий склероз.
– На кофе?
– Нет, не на кофе. А на том, что ты - красавица. С одной стороны это хорошо, а с другой - может испортить жизнь. Но надеюсь, что этого не случится.
– Я тоже надеюсь.
– Ну так вот, начнем с этого.
Ника постаралась взять себя в руки. Единственное, чего она не выносила - когда её пытались наставлять и советовать, как ей жить и что делать. Неужели Антония срочно вызвала её сюда именно ради этого? Но старуха, выпустив очередной клуб дыма, внезапно спросила:
– У тебя по истории какая оценка в аттестате?
– Четверка, - с трудом припомнила Ника.
– Четверка...
– Антония пожевала губами и задумалась.
Сколько же ей лет - семьдесят, восемьдесят, девяносто? Или больше? Определить по чисто внешним признакам было невозможно - аккуратно уложенные белоснежные волосы, морщинистое лицо с породистым крупным носом, уверенные движения рук. И все же она была стара, очень стара - кожа, похожая на смятый пергамент, пигментные пятна, ввалившийся рот.
Карлик принес кофе, расстелил салфетки, расставил чашечки и вазочку с печеньем. Потом молча удалился.