Капля воды - крупица золота

Кербабаев Берды Мурадович

Комнату заливал яркий утренний свет. Из открытой форточки веяло осенней прохладой.

Бабалы в тревоге схватился за часы, лежавшие на тумбочке рядом с кроватью, Скоро уже девять. Слава богу, к поезду он успеет.

Торопливо одевшись, он прошел в кухню — умыться. Там уже возилась с завтраком Патьма, его домработница, недавно приехавшая из Ашхабада. Поздоровавшись с ней, Бабалы сказал:

— Я только чаю выпью.

— Бабалы Артыкович, с утра полагается хорошенько поесть.

— Я поем позднее. А сейчас мне

надо встретить гостя из Ашхабада. Вот к нашему возвращению вы и приготовьте завтрак. Что-нибудь повкуснее. И комнаты приберите.

— Вах, какой-нибудь важный гость?

— Нет, одна женщина. Наш новый врач.

— Как же, слыхала, слыхала. Уж не та ли это девушка, что приходила к нам домой в Ашхабаде?

— Хм… Больно вы любопытны, Патьма-эдже.

Она сощурила глаза так, что они превратились в щелочки, сочащиеся хитростью и лукавством:

— Молчу, молчу. Гостья у нас будет жить?

— Ещё неизвестно.

— Я к тому, что, может, надо приготовить для нее комнату.

— У нас всего ведь две комнаты.

— Как раз и хватит: по комнате на каждого. Вы будете спать в столовой, а она в вашем кабинете.

Бабалы и сам пока не знал, где захочет жить Аджап, а Патьма уже распределяла, где кто расположится.

Патьма держала в руках чайник, но чай не наливала, намереваясь, видно, продлить разговор. Бабалы сухо произнес:

— Жилищный вопрос утрясем после. Пока позаботьтесь о завтраке.

Он направился к двери. Патьма, встрепенувшись, крикнула:

— Бай, хоть бы чаю выпили!

— После, после, Патьма-эдже. Опаздываю!

— Ладно, я пока ванну согрею.

Бабалы устремился во двор, где его уже ждала машина.

Глава тридцать седьмая

ДЕНЬ СВАДЬБЫ ВСЁ БЛИЖЕ

о станции Бабалы повез Аджап к себе домой. Их встретила сияющая Патьма. Она и Аджап сразу друг друга узнали, но Патьма и вида не подала, что догадалась, кто такая Аджап. Ведь хозяин не сказал ей определенно — она и помалкивала.

Бабалы поставил чемодан Аджап на пол, Патьма подхватила его, кивнула девушке:

— Пойдем со мной, кейгим. Комната для тебя приготовлена.

В кабинете Бабалы Аджап сняла легкое пальто, темный цветастый платок с бахромой. Патьма примостила их в шкафу, повернулась к Аджап с улыбкой:

— Мы ведь с тобой виделись, дочка. Помнишь — в Ашхабаде? Только я запамятовала, как тебя зовут.

— Аджап Моммыевна.

— Аджап Мом… Нет, кейгим, мне это трудно выговорить. Я уж попросту буду звать тебя Аджап-джан. А мое имя — Патьма.

— Это моя комната, Патьма-эдже?

— Твоя, твоя, Аджап-джан, так хозяин распорядился.

Аджап осматривалась с любопытством и некоторым недоумением.

Странное помещение подобрал для нее Бабалы. Тут кто-то живет или жил еще вчера. Двуспальная кровать. Письменный стол. На нем — газеты, какие-то бумаги. И проходить сюда надо через другую комнату. Бабалы, видимо, кого-то потеснил. Почему, кстати, в той, другой комнате накрыт стол, словно хозяева ждали кого-то к завтраку? И при чем здесь, кстати, Патьма — ведь она домработница Бабалы, как же она в этом-то доме очутилась?

Вопросов у Аджап возникло немало, и чувствовала она себя стесненно.

Патьма, дав ей оглядеться, предложила:

— Аджап-джан, может, ты искупаешься с дороги? Я ванну нагрела.

— Спасибо, Патьма-эдже. Я умоюсь.

Когда Аджап, сполоснув руки и лицо, приведя себя в порядок, вошла в столовую — ее уже поджидал там Бабалы. Девушка сердито спросила:

— Аю, оглан, куда ты меня привел?

— Как куда? В дом, вполне, по-моему, приличный.

— Я просила — снять для меня комнату.

— Тут даже две.

— Но тут кто-то живет!

— Естественно. У каждого дома есть хозяева. Но этот — в полном отвоем распоряжении.

— Кто же все-таки хозяева этого дома? Почему их нет?

— Как нет? — Бабалы, готовясь к разносу, откашлялся. — Хм… Хозяин — вот он, перед тобой.

— Так это твой дом?

Лицо Аджап пылало возмущением. Стараясь не глядеть на Бабалы, она проговорила:

— Тогда вот что. Скажи шоферу, чтобы он отвез мой чемодан в поликлинику.

— Аджап, может, сделаем наоборот — привезем из поликлиники твои вещи? Ты ведь их там оставила, уезжая в Ашхабад? Честное слово, у меня тебе будет удобней. Дома я иногда целыми днями не бываю. Патьма тут о тебе позаботится. Вон телефон есть — можешь в Ашхабад звонить родителям. Полный резон тебе жить в этом доме.

Бабалы уговаривал Аджап, не давая самой девушке произнести ни слова: он знал ее, и знал, что она могла сказать.

Аджап слушала его, разглядывая столовую. Соблазн был велик… Это все-таки не гостиница и не каморка при поликлинике. Наконец она посмотрела на Бабалы, нерешительно сказала:

— Неловко как-то… Ну, если я у тебя буду жить.

— Почему неловко?

— Люди могут всякое подумать, сплетни пойдут.

— Так ты же тут не фальшивые деньги делать собираешься — просто жить.

— Не просто, а под одним кровом с мужчиной… Ты же сам знаешь, не принято это.

Бабалы развел руками:

— Ну, удивила!.. Даже не верится, что это говорит современная девушка, специалист с высшим образованием! Ты боишься нарушить законы туркменчилика?

— При чем тут туркменчилик? Мне неловко — вот и все.

Видя, что Аджап не переупрямишь, Бабалы перевел разговор на другое:

— Но чаю выпить вместе со мной, отдохнуть немного — ты не откажешься? Или это тоже неудобно?