Капля воды - крупица золота
Шрифт:
— Вай, так это ты была, Марал-джан?
— Кто же еще, Бостан-эдже?
Бостан торопливо поплевала себе за ворот:
— Вай, зачем же ты саван на себя напялила? В саван не невест, а мертвецов обряжают, чтобы проводить их на тот свет. О, я несчастная! Опозорила меня моя невестка!
Надежда Глебовна, поджав губы, стараясь держать себя в руках, сказала:
— Бостан-эдже, если вам не по душе русский свадебный наряд — можете одеть Марину по-своему. Я не возражаю.
Бостан, совсем уже опомнившись, попросила Мухаммеда принести
Надежда Глебовна крикнула вслед Марине:
— Дочка, ты не пререкайся с Бостан-эдже. Уступи ей, делай все так, как она хочет.
На Марину напала паника, когда Бостан-эдже разложила перед ней все накопленное к свадьбе богатство. Но, памятуя напутствие матери, понукаемая свекровью, она безропотно принялась одеваться.
Ей пришлось надеть новое платье из кетени, с нашитыми на груди серебряными монетами — их было около сотни. Расшитые узорами балаки, — Бостан-эдже предложила ей на выбор несколько штук. Марина было попятилась от них, тогда Бостан чуть не силой заставила ее влезть в балаки.
И платье, и балаки, — все было сшито руками самой Бостан-эдже.
Далее последовал халат, тяжелый, как воинские Доспехи, от множества дорогих украшений Бостан подпоясала Марину толстым кушаком с рисунком из черных цветов и водрузила ей на голову, несмотря на сопротивление девушки, громоздкий, в полметра вышиной, борык*. Он тоже казался пудовым — от всяких металлических безделушек, серебряных, позолоченных. К тому же к борыку был прикреплен объемистый кынгач из кетени, его бахрома доставала чуть ли не до самого пола.
Но и это было еще не все. Бостан повесила ей на шею цепочку с гурсакчой, нагрудным кулоном, сжала запястья широкими браслетами, а поверх борыка накинула зеленый бархатный халат — пуренджек. На ноги Марине она натянула шерстяные носки, обула ее в кожаные туфли на высоком каблуке. И, в довершение всего, перебросив через плечо девушки один конец кынгача, соорудила из него яшмак*, «платок молчания», прикрывающий рот.
Марина чувствовала себя так, будто ее туго спеленали да еще навьючили неимоверную тяжесть, под которой она даже согнулась.
А Бостан-эдже, отступив от невестки на несколько шагов, оглядела ее с удовлетворением и восхищенно цокнула языком:
— Вай, не сглазить бы, тьфу, тьфу, тьфу! Ну, не девушка — а долька луны!
В своем ярком роскошном наряде Марина, по мнению Бостан, походила на фазана в весеннюю пору, поражающего своей красотой.
А Марина была ни жива ни мертва. Она не могла и головы повернуть из-за борыка, туфли, как тиски, сдавливали ей ноги. Бледное лицо выражало смятение и испуг.
— Не бойся, Марал-джан, — подбодрила ее Бостан-эдже. — Ну-ка, пройдись немного.
Марине казалось, будто ее стреножили, как коня, она опасалась упасть, и оттого походка у нее была скованная, неловкая.
Но у Бостан-эдже невестка вызвала новый прилив восхищения:
— Вай,
Ей не терпелось показать Марину другим; взяв девушку за руку, она вывела ее из вагончика.
Надежда Глебовна, увидев дочь, в ужасе всплеснула руками:
— Боже! Что это за кукла?
Оказавшийся здесь Саша выпучил на Марину глаза, закрыл рот ладонью, чтоб не прыснуть со смеха, и бросился разыскивать Аннама.
Мухаммед же, чуя грозу, переводил тревожный взгляд с Бостан-эдже на Надежду Глебовну.
Бостан нахмурилась:
— Вай, Надия, ты недовольна? Да погляди на Марал-джан, это же настоящая Айпери*!
Мухаммед перевел Надежде Глебовне слова Бостан, та только усмехнулась:
— Какая там лунная пери! Страшилище какое-то! Мухаммед, спроси, зачем она Марине рот повязала, ведь дочка слова не может сказать! К чему эта башня на голове? И столько металла — да она вся в цепях, словно каторжница!
Бостан побагровела от возмущения:
— Вай, сватья, что ты говоришь! Марал-джан одета, как по обычаю положено. Нельзя молодой без яшмака, это грех великий! А борык, пуренджек — только красят Марал-джан. Ты приглядись получше. Глянь на ее туфли, они сделаны лучшим башмачником в ауле. А халаты, какие халаты?..
Во взгляде Надежды Глебовны мелькнула тоска, обращаясь к дочери, она произнесла, чуть устало, но властно:
— Дочка, иди, сними с себя этот шутовской наряд. Мне не хотелось бы обижать Бостан-эдже, какой с нее спрос, но переоденься поскорей. В этой одежде ты как наложница…
Но Марина, знавшая нрав Бостан-эдже, не торопилась уйти. Та, видно, догадалась, что Надежда Глебовна отсылает дочь переодеться, и закипела, как танка на огне. Уперев в бока кулаки, она подступила к сватье:
— Тебе что, Надия, не нравятся наши порядки, не по душе обычаи моего народа?
Надежда Глебовна пожала плечами:
— Порядки у нас во всей стране одни. И моя дочь, и твой сын свободные люди, они росли в новую эпоху, и не нужно сковывать их обычаями, которые успели покрыться ржавчиной. Я согласна: пусть будет и не по-моему и не по-твоему. Пусть Марина оденется к свадьбе как сама пожелает или как они с Аннамом решат.
Но Бостан уже разошлась:
— Они еще птенцы желторотые, и я не позволю им нарушать обычай! Не то — не бывать свадьбе!
— Ну, это уж не от нас зависит. Женимся не мы — а Марина с Аннамом.
— Аннам мой сын, он не пойдет против матери! Вай, не ждала я от этой свадьбы ничего хорошего, так оно и вышло. Твоя Марал-джан — несчастье на мою голову! Не хотела ведь я, чтоб сын женился на ней, не хотела! И ты не с добром приехала! Кто тебя сюда звал? Разве я сватала твою дочь за Аннама? Уезжай, уезжай обратно, Надия, и Марал-джан забери — не надо мне такой невестки. Я женю сына на туркменке, а вам обеим нечего тут делать, вы другого племени, других обычаев! Я возблагодарю аллаха, когда ветер занесет песком ваши следы!