Капля воды - крупица золота
Шрифт:
Эсен прибыл на стройку недавно, и потому Бабалы в первую очередь поинтересовался, как он устроился с жильем.
— Получил комнату — а что еще надо холостому человеку?
— С делами уже знакомишься?
— Осваиваюсь понемногу. Все-таки работа политотдела до меня была уже отлажена, не надо организовывать все заново — ее необходимо лишь оживить. Ну, а народ на участке подобрался, в общем, неплохой. С ним большие дела можно делать.
— Желаю тебе успеха. Если моя помощь понадобится — не стесняйся, требуй, тормоши. А пока я от тебя жду помощи. Не столько даже помощи, сколько совета. — Бабалы протянул Мурадову газету: — Почитай-ка там одну статью.
Эсен отвел его руку с газетой:
— Читал уже.
— Успел?
— А как же. Прессу читать — первейшая обязанность партийного работника.
— И как твое мнение? Или тебе трудно пока во всем разобраться?
— Бабалы-ага, я ведь тут осмотрелся уже. И с тобой мы о многом толковали. Мое мнение: статья клеветническая. Кто-то, не знаю еще, с какими целями, хочет попортить тебе кровь.
— Ну, не мне судить: клевета это или нет. Все-таки — газета…
— Ив редакциях, бывает, люди ошибаются. Или их в заблуждение вводят. Не мне тебя убеждать, что факты в статье подтасованы, передернуты. А к выводу она подталкивает вполне определенному: и тебя, и Новченко надо снимать с ваших постов. Заметь: и тебя, и Новченко. Статья и в него целит, это видно невооруженным глазом.
— Кому-то мы, значит, неугодны?
— Или мешаете.
Бабалы откинулся на спинку кресла, стукнул ладонью по столу:
— Ладно, товарищ Мурадов. Я в тебе сразу распознал единомышленника — значит, ничего не должен от тебя скрывать. Поделиться с тобой моими подозрениями?
— А как же, Бабалы-ага? Я ведь здесь человек новый. Не все еще ухватил.
— Ты слышал что-нибудь о Меллеке Веллеке, члене министерской коллегии?
— Наслышан. Я еще в Ашхабаде имел честь с ним познакомиться. Он пытался настроить меня против руководства стройки.
— Если кто имеет зуб на меня и Сергея Герасимовича — так это прежде всего Меллек Веллек. И побуждения его мне, в общем, ясны.
— Вы ему чем-нибудь насолили?
— Он знает, что и я, и Сергей Герасимович не слишком-то его жалуем. Поскольку давно сумели раскусить. Но дело не только в этом. Это человек, по-моему, честолюбивый, рвущийся к власти, любящий, чтобы ему оказывали различные почести и услуги. Так мне кажется… Таких обычно окружают всякие темные личности. Один из его, так сказать, клевретов затесался ко мне на участок — отпетый жулик, некий Муррук Гышшиев.
Эсен кивнул:
— Я в курсе.
— Не пытается ли Меллек Веллек его выручить — компрометируя меня и Сергея Герасймовича.
— Н-ну… Я думаю, все сложнее. Если бы он только тебя старался опорочить… Но почему он и на Новченко замахивается? Вот вопрос… Да, а ты уверен, что статья инспирирована именно Меллеком?
— Там даже его выражения попадаются.
— Что ж, иные предпочитают стрелять из-за укрытия.
— Я не понимаю, Эсен, как газета пошла у него на поводу?
— Я же говорил: и в газетах люди работают. Может, Меллек Веллек на короткой ноге с кем-либо, имеющим влияние на редактора. Интриги — а мы имеем дело с явной интригой — плетутся обычно хитро и многосложно.
— Что же ты думаешь все-таки предпринять в связи с этой статьей? Ведь от нее так просто не отмахнешься. Газету читают десятки тысяч людей.
— Попробуем правильно ориентировать эти десятки тысяч. Развеять туман, напущенный газетой. Отмести клевету. Ну, а какие конкретные шаги для этого потребуются — надо подумать.
— Тебе, видимо, придется все-таки создать комиссию для проверки фактов, приведенных в статье, ну, и моей работы…
— Сие, Бабалы, в функции политотдела не входит. Пускай министерство этим занимается, а наше дело — всеми силами способствовать тому, чтобы любая комиссия получила верную информацию о положении на участке. Наше дело — биться за правду. — Мурадов задумался. — Понимаешь, Бабалы. У меня пока не большой опыт работы. Но я могу отличить человека честного от себялюбца, карьериста, интригана. И меня удивляет: почему мы не всегда способны осадить тех, кто стоит на пути у людей, преданных партии, родине? Ведь от этих камней на дороге — вред общему нашему делу. А сколько горячих сердец изнашивается из-за них раньше времени! Ну, почему вот ты должен переживать, волноваться, трепать нервы из-за этого Меллека Веллека? Нервные клетки, говорят, не восстанавливаются. А Меллек Веллек, я уверен, чувствует себя сейчас удовлетворенным и руки потирает от удовольствия, что удалось поставить тебе подножку, Я не хочу обобщать, может, такая расбтановка сил — нетипична, но от этого, ей-богу, не легче. Чепуха какая-то: тому, кто хочет, чтобы канал был построен как можно скорее, приходится отбиваться от клеветников, которым на канал, собственно, наплевать, поскольку они преследуют какие-то свои, корыстные цели…
— В том-то и дело, Эсен, что нам дороги интересы строительства, и удар, нанесенный по кому-либо из нас, воспринимается нами, как ущерб делу, которому мы служим. Оттого-то так и волнуешься… — Бабалы постучал пальцами по столу. — Ладно. Сидеть сложа руки я все-таки не намерен. Позвоню-ка в министерство — как ты на это смотришь?
— Зачем? Что мы, на месте не отобьёмся?
— Надо выяснить: дадут они мне спокойно работать или и в дальнейшем будут вставлять палки в колеса?
— По телефону ты это не выяснишь.
— Я и хочу, чтобы мне разрешили приехать в Ашхабад. Там и разберусь во всем.
— Стоит ли поднимать шум из-за такой мухи, пусть даже назойливой, как Меллек Веллек?
— Руководитель участка должен шагать широко. А у меня путы на ногах. Лучше уж разом разрубить все узлы.
— А ты не боишься уподобиться дайханину, который, рассердившись на блоху, сжег все одеяло?
— Блоху я стряхнул бы в огонь, и дело с концом. Все обстоит куда серьезней.
Бабалы соединили с Алексеем Геннадиевичем. После того как они обменялись приветствиями, Бабалы сказал:
— Алексей Геннадиевич, мне необходимо срочно выехать в Ашхабад. У меня родственник в очень тяжелом состоянии. Да, возможно, и при смерти. К вам тоже зайду. Да, да, обязательно зайду. Статью? Читал. А я и не волнуюсь. Работаю ведь не в безвоздушном пространстве, если я прав — то мне есть на кого опереться. Ну, об этом не мне судить. Не поддержит меня никто, так я сам подниму руки: значит, виноват кругом. Спасибо. Спасибо, Алексей Геннадиевич. Так я выезжаю. Да, да, до скорой встречи.
Когда он повесил трубку, Мурадов спросил:
— Болезнь родственника — это предлог?
— Да нет, с отцом Аджап плохо; Так или иначе, мне следовало бы быть в Ашхабаде.
— А что замминистра сказал, если не секрет?
— От тебя у меня нет секретов, Эсен. Он посоветовал не волноваться. Пообещал, что сам примет все необходимые меры.
— Почему же при нем вольготно таким, как Меллек Веллек?
— А Алексей Геннадиевич его боится. Да и не он один. Ты вот удивлялся: почему всякие меллеки веллеки порой на коне? В чем их сила? Да как раз в том, что они пользуются таким орудием, как клевета, интрига, хитрость, — а мы ведь не можем ответить им тем же! Мы вообще подчас предпочитаем не связываться с ними, не пачкать рук. Меллек Веллек многим ясен. Но его побаиваются: от честной схватки он может устраниться, зато потом, подкараулив удобный момент, ударит тебя из-за угла отравленным кинжалом.