Каприз Олмэйра. Изгнанник. Негр с "Нарцисса" (Сочинения в 3 томах. Том 1)
Шрифт:
— Бабалачи! — закричал Дэйн, вскакивая на ноги и подхватывая с земли Найну.
— Ада! Ада! — отвечал, подбегая, запыхавшийся сановник и стал между ними. — Бегите к моему челноку, — продолжал он взволнованно и не обращая ни малейшего внимания на Олмэйра, — Бегите! Нам надо ехать. Эта женщина все разболтала.
— Какая женщина? — спросил Дэйн, глядя на Найну. В ту минуту для него на всем свете не существовало никакой другой женщины.
— Сука с белыми зубами! Треклятая невольница Буланджи!
— Как ты узнал обо всем? — спросил Олмэйр.
— О туан! Не все ли равно, как я узнал! У меня один только глаз, но я видел свет в доме Абдуллы и на его усадьбе, когда мы плыли мимо. У меня есть уши и, притаившись у берега, я слышал, как посылали гонцов за белыми людьми.
— Согласен ли ты уехать без моей дочери? — обратился Олмэйр к Дэйну, а Бабалачи затопал ногами от нетерпения и повторил: — Беги, беги немедля.
— Нет, — твердо отвечал Дэйн, — Я не уеду, я никому не отдам ее.
— Тогда убей меня, а сам спасайся! — рыдала Найна.
Он крепко обнял ее, нежно взглянул на нее и прошептал:
— Мы никогда не расстанемся, о Найна!
— Я не стану больше дожидаться! — сердито вмешался Бабалачи. — Это сплошное безумие. Ни одна женщина в мире не стоит того, чтобы мужчина лишился из-за нее жизни. Я старый человек и хорошо это знаю.
Он поднял с земли свой посох, но, уходя, еще раз обернулся к Дэйну, как бы предлагая ему в последний раз средство спасения. Но Дэйн погрузил лицо в черные косы Найны и не видал последнего призывного взгляда, обращенного к нему.
Бабалачи исчез во мраке. Вскоре после того они услыхали, как боевой челнок отчалил от берега под плеск множества весел, одновременно погружаемых в воду. Почти в ту же минуту со стороны берега показался Али, несший на плече два весла.
— Наш челнок спрятан выше по ручью, туан Олмэйр, — сказал он, — в густой чаще кустарников, где лес спускается к самой реке. Я отвел его туда, потому что гребцы Бабалачи сказали мне, что белые люди спешат сюда.
— Дожидайся меня там же, — сказал Олмэйр, — но пусть челнок остается спрятанным.
Он молчал, покуда шаги Али не замерли в отдалении, и лишь тогда опять повернулся к Найне.
— Найна, — молвил он печальным голосом, — неужели тебе не жаль меня?
Ответа не было. Она даже не повернула головы, которую крепко прижимала к груди Дэйна.
Он собрался было уходить — и остановился. Он видел их неподвижные фигуры, озаряемые тусклым мерцанием костра, ее спину со сбегающими по белому платью волнами черных волос и спокойное лицо Дэйна, смотревшее на него поверх ее головы.
— Не могу! — простонал он про себя. После долгой паузы он заговорил опять, несколько тише прежнего, неверным голосом: — Это было бы чересчур позорно. Я белый человек. — Тут он совсем ослабел и продолжал слезливым тоном, — Я белый человек, из хорошей семьи, из очень хорошей семьи, — повторял он, горько плача, — Это был бы позор — на все острова — единственный белый человек на восточном побережье… Нет, этою нельзя допустить — чтобы белые люди нашли мою дочь с этим малайцем! Мою дочь! — закричал он с нотой отчаяния в голосе.
Через несколько времени он овладел собой и внятно произнес:
— Я никогда не прощу тебе, Найна, никогда. Если бы даже ты вернулась теперь ко мне, воспоминание об этой ночи навсегда отравило бы мне жизнь. Я постараюсь забыть. У меня нет дочери. Была у меня в доме женщина-метиска, но она сейчас уедет. Слушай ты, Дэйн, или как там тебя зовут, — я сам отвезу тебя и эту женщину на остров у впадения реки в море. Ступайте оба за мной.
Он пошел вперед вдоль берега параллельно лесу. Али отозвался на его зов, и, пробравшись сквозь чашу кустарников, они сошли в челнок, спрятанный под нависшими над водой ветвями. Дэйн уложил Найну на дно лодки, а сам сел, поддерживая ее голову на своих коленях. Олмэйр и Али взялись за весла. В ту самую минуту, как они хотели оттолкнуться от берега, Али предостерегающе зашикал. Все насторожились.
В глубокой тишине, предшествовавшей наступлению грозы, они различили плеск весел, мерно вздымаемых в уключинах. Звуки эти постепенно приближались, и скоро Дэйн, выглядывавший из-за ветвей, разглядел смутные очертания большой белой лодки. Женский голос осторожно произнес:
— Здесь есть место, где вы сможете высадиться, белые люди; немного повыше — вот здесь.
Лодка прошла так близко от беглецов в узком ручье, что лопасти ее весел едва не задели челнок.
— Расступись. Готовься прыгать на берег. Он один и безоружен, — спокойно распорядился по-голландски мужской голос.
Кто-то другой прошептал:
— Я как будто различаю сквозь кусты пламя костра. — После этого лодка проплыла мимо них и растаяла во мраке.
— Теперь, — быстро шепнул Али, — оттолкнемся от берега и пустимся наутек.
Маленький челнок выплыл в реку, и в ту минуту, как он устремился вперед, подгоняемый мощными взмахами весел, до слуха беглецов донесся крик ярости.
— Его нет у костра! Рассыпься в цепь, ребята! Искать его!
Синие огоньки вспыхнули в разных концах поляны, и пронзительный женский голос закричал с выражением бешенства и муки:
— Опоздали! О бессмысленные белые люди! Он убежал!
ГЛАВА XII
— Вот то место, — сказал Дэйн, указывая веслом на островок приблизительно в миле расстояния от челнока, — вот то место, куда Бабалачи обещал выслать за мной лодку с корабля, когда солнце будет стоять у нас над головами. Там мы ее и дождемся.
Сидевший на руле Олмэйр молча кивнул головой и легким поворотом его придал челноку требуемое направление.