Капризная с-сука
Шрифт:
Экипаж у нас, как вы прекрасно знаете, многонациональный. Учёные, поскольку они на момент формирования состава экспедиции отбирались из самых лучших и опытных, представляют преимущественно Европу и восточную Азию. Техники и инженеры – из Индии, России, и Латинской Америки. Наш, то есть – офицерский, корпус – в основном профессионалы из США, Китая, и России. А всего у нас на «Пронзающем» имеются представители двенадцати стран и четырёх континентов. И трёх конфессий.
За всё время полёта практически никогда, – капитан незаметно для всех постучал костяшками пальцев по нижней кромке столешницы, – у нас на корабле не возникало вопросов, связанных
Но!
Завтра нам предстоит отправить разведочную партию на Лунную Станцию. И я не знаю, что они смогут выяснить из местного архива о причинах возникновения конфликта там, на планете. И в чём состояла суть произошедшего конфликта.
И если таковые сведения там сохранились, и в них недвусмысленно будет указано, и найдутся реальные доказательства, что боевые действия развязали какие-то конкретные страны, или нации, и к тому же руководствуясь подобными… Расовыми, или националистическими, либо религиозными нормами и приоритетами, у нас на корабле могут начаться, вот именно – проблемы.
Наверняка тогда представителям таких конфессий, наций, или стран не избежать обвинений в произошедшем. Что само по-себе, разумеется, было бы и дико, и глупо, и несправедливо. Но!
Весьма вероятно.
Поскольку не все наши члены экипажа при выборе линии поведения руководствуются разумом и логикой, а, к сожалению, и – эмоциями.
Не буду указывать вам на возможные ужасные последствия таких обвинений.
Мы все прекрасно понимаем, что те, кто летал с нами все эти годы – отличные специалисты, верные друзья, и выдержанные и мужественные люди. Стойко переносившие тяготы длительного пребывания в тесном замкнутом пространстве, и космосе. И даже жертвовавшие жизнями для спасения остальных. Царствие небесное нашим погибшим!
Однако сейчас терпение оставшихся в живых людей подвергается огромному испытанию. А психика – стрессу. И естественное раздражение, недовольство, злость и даже истерия, могут проявиться в самых… Крайних формах. Не сомневаюсь, что многие из вас, как, во-первых, умные люди, а во-вторых – ответственные за жизнь и безопасность экипажа, не могли уже не размышлять над этой проблемой.
Для этого я и собрал вас сегодня здесь. Чтоб узнать ваше мнение, и выслушать предложения по возможным нашим действиям. По предотвращению возникновения бунтов, обвинений, и межнациональных или межконфессиональных «разборок». Начнём по порядку, – капитан кивнул сидящему от него справа первому помощнику:
– Прошу вас, старший лейтенант Гопкинс.
Со вздохом первый помощник Гопкинс поднялся. Видно было, что тема ему неприятна. Но на то они – и офицеры, чтоб подумать, как сохранить здоровье – и физическое и духовное! – своего экипажа!..
3. «Чудесная» находка.
Младший техник Малькольм Шмутц знал только один приемлемый способ снятия нервного напряжения. Ну, или проще говоря – подавления очередного приступа отчаяния и лютой злобы.
Злобы на всё: на идиота-капитана, на козлов-учёных, на врачей, на баранов-сменщиков, на кока-дебила. Кормящего обрыдшей безвкусной баландой. И на неприятности и проблемы, которые они все вечно старались ему создать. Вот как сейчас.
Неужели все остальные, кто слушал тупые рассусоливания в кают-кампании, и помалкивал в тряпочку, пока Пауэлл со своими приспешниками – ближайшим окружением! – как по нотам разыгрывали этот сволочной спектакль, хоть на секунду им поверили?!
Что, дескать, раз погибли все там, на поверхности, ещё восемьдесят лет назад, так и им, почти двадцать лет по корабельному времени не ступавшим на землю родной планеты, спускаться на «заражённую» поверхность нельзя?!
Чушь какая. Бред! Понятно одно: капитан и его банда не хотят выпускать их из этой вонючей консервной банки – «Пронзающего бесконечность»! И осталось выяснить только одно: почему?! Что там они себе задумали такого, чтоб сделать это руками многострадального экипажа?! Из-за чего этот самый экипаж нельзя выпускать на «свободу»…
От мыслей буквально пухла голова, скрипели стиснутые зубы, играли на скулах желваки, и сводило, скрючивало трясущиеся пальцы, пока доставал Белинду из ящика. Сопя и матерясь вполголоса.
Но когда привязал её как обычно, за запястья и щиколотки, распяв на жёсткой кровати животом книзу, с широко раскинутыми руками и ногами, от вида беззащитно-доступного прекрасного тела с милыми округлостями, его немного отпустило. Ф-фу-у…
Попалась, голубка. Никуда не денешься!.. Супер она у него! Сейчас он её сзади… А в следующий раз – уж лёжа на спине. Но вот так – его заводит больше!
Встав над чёртовой электронной куклой, он уже не задыхался от злости, а вожделенно сопел, невольно водя взглядом от доступных в таком ракурсе изящных маленьких ступней с нежно-розовой кожей подошв, до аккуратных пикантных ямочек над ягодицами, и выше – по стройной и гладкой спине. Любовался и профилем прелестно-нежного лица… Нет, не зря он заказал себе блонду: светлые волосы делают как бы – кожу – нежней, а личико – ещё миловидней!
Тем хуже для неё.
Наконец, налюбовавшись, он прикрыл обнажённое туловище синтетической простынёй. Для его кратковременной памяти материала достаточно – теперь все «достоинства» его партнёрши обозначены лишь выпуклостями на белой тонкой поверхности, что заставляет вступать в дело уже – воображение!.. А оно у него – хо-хо!
Зато так нежная и мягкая псевдокожа уж точно не порвётся!
Плётка-нагайка у него за эти двадцать лет поизносилась, конечно… Но он отлично справляется с её ремонтом. Так что сила удара и зона поражения остались прежними.
Ну, пора.
Он щёлкнул выключателем.
Чуть дёрнулась простыня на спине – включились симуляторы дыхания. Открылись василькового цвета огромные глаза, сразу скосившиеся на него. Изо рта донёсся сдавленный вздох, сразу перешедший в стон, когда его подопечная поняла, что снова «распята». Умоляющий взор обратился к нему, пухлые губы еле слышно прошептали:
– По… Пожалуйста! Господин! Не надо! Я всё сделаю, что прикажете! Пощадите!..
Вот. Этого он и ждал. Чтоб она умоляла, и плакала…