Капут
Шрифт:
– Почему ты обидел меня? – спросил я его. – Зачем оклеветал? Ты хорошо знаешь: все, что ты сказал обо мне – ложь.
– Да, я знал и знаю это, – ответил он, – но ты был счастливчиком и не знал, каково было мне, невезунчику.
– Ты сумасшедший, – сказал я.
– Кто тебе сказал, что я сумасшедший? – ответил он, пристально глядя на меня и краснея. – Это правда, я чуть не сошел с ума. Но не моя в том вина. Я делал это ненамеренно. Моя возлюбленная собиралась бросить меня. Теперь ты не сердишься?
– Нет, больше не сержусь. Я понимаю тебя.
– Не хочешь пообедать со мной завтра вечером? Будут Трубецкие. Хотелось бы, чтобы ты остался моим другом.
– Я и так твой друг, ты это знаешь.
– Нет. Ты не любишь невезунчиков.
IV
Меня заставило написать вам как раз нежелание защищаться от выдвинутых после публикации моей книги «Капут» в Германии обвинений в том, что я враг немецкого народа и хулитель германского имени. Это обвинение совершенно
Цель моего письма – повторить то, что я уже имел возможность сказать вам на конференциях, в дружеских личных беседах и в интервью немецкой прессе во время моего последнего длительного пребывания в вашей стране. А понравятся вам мои слова или нет, это не имеет никакого значения. Вам нравится только ложь, вы ненавидите тех, кто говорит правду о событиях в Германии за последние двадцать лет. Если бы мне захотелось завоевать ваши симпатии, прежде всего я не должен был бы публиковать «Капут» на немецком языке, затем я должен был бы поступать так, как поступают многие иностранцы, и французы тоже, когда приезжают в вашу страну: восхвалять вас, притворяться, что все плохое, сказанное о нацизме, это враждебная клевета; я должен был бы петь под сурдинку, воспевать то время, когда вы, склонившиеся под злобной, жестокой тиранией Гитлера, сами были тиранами для многих народов Европы. Я всегда ненавидел нацизм и всегда открыто писал и говорил об этом, я всегда считал нацистов бандой жестоких и недалеких тиранов, я всегда испытывал глубокое сострадание к немецкому народу, жившему под пятой жесточайшей тирании и не имевшему возможности протестовать.
Теперь, когда Гитлер уже несколько лет как мертв, а нацизм побежден, было бы бесполезно, глупо и неуместно вновь говорить о нем, если бы нацизм, как это явствует по многим приметам, не только не демонстрировал свою живучесть, но и не являл готовности, пусть и под другим именем и под другими знаменами, вновь выйти на сцену в той же ненавистной роли, которую он играл при Гитлере. Я не хочу быть пророком. Да речь и не идет о пророчестве, речь идет о ясном видении нашего будущего. Вы боитесь возрождения нацизма, поэтому у вас нет мужества сказать немцам правду, поэтому вы и оставляете иностранному мыслителю возможность сказать то, что не осмеливаетесь сказать сами.
Вам, немцам, не суждено стать свободными людьми: свобода вас страшит. И хотя ваши философы дали самые исчерпывающие определения свободы, остается признанным фактом, что на практике сама концепция свободы ускользает от вас. Вы не можете и не умеете быть свободными. Любое ваше побуждение к свободе становится новой формой тирании. Вы умеете быть свободными только по закону, и чем более жестоким и негуманным становится закон, тем более свободными вы считаете себя. По вашему мнению, концепция свободы состоит в повиновении. Кому? Неважно. Подчинение – вот ваше стремление к свободе. Вы подчиняетесь только тому, кто по праву носит командирский мундир. Человеку в платье гражданском, без мундира и атрибутов законной власти вы не подчинитесь никогда. Но унтер-офицеру, государственному чиновнику, любому человеку в мундире – да. С радостью, с удовольствием, с тайным наслаждением, что удивляет и ужасает всех свободных людей. Для наглядности хочу привести здесь картину вашего понимания свободы:
Свобода для немцев – это повиновение: I – мундиру; II – рангу; III – закону (порядку); IV – званию.
В июле 1941 года я был офицером итальянской армии на русском фронте. В те дни 200 тысяч итальянских солдат экспедиционного корпуса прибывали в Россию. Я сидел с солдатами над обрывом реки Днестр возле городка Ямполь на Украине. Возле берега купался немецкий генерал. Вдруг немецкий танк принялся палить с городской мостовой по немецким солдатам, переправлявшимся по наплавному мосту через реку. Случилось нечто непредвиденное, что создало некоторую панику среди переправлявшихся немцев. Немецкий генерал, совершенно голый, выскочил из воды и принялся громко отдавать приказы. Хотя и был голым…
V
Это письмо, а не очерк на исторические, нравственные или политические темы, это не доклад, а письмо, и как любое письмо, это беседа или продолжение бесед, которые были у меня со многими из вас в последнее время, то есть в течение трех летних месяцев, проведенных мной в Германии в 1951-м. В апреле прошлого года в Каннах я встречался с молодежью из «Киноклуба» Готтинга, в июне в Берлине – с молодыми людьми из Freiе Universit"at [502] и со многими другими молодыми немцами, студентами и рабочими. И цель этого моего письма – вернуться к дискуссии и еще шире и свободнее обсудить вопросы, составлявшие тему тогдашних дружеских бесед. Свободнее, говорю я, хотя, как вы, так и я, обсуждали все достаточно свободно, без всяких условностей, предубеждений и лицемерия. Но в этом письме я позволяю себе больше вольности, так как несколько месяцев назад мы говорили о предположениях, о событиях еще не случившихся, тогда как сегодня тему этого письма определяют предвиденные нами события, которые сбылись или сбываются.
502
Свободный
Без ложной оглядки или ссылок скажу сразу, что сейчас, в эти месяцы, Германия переживает значительно более важный период, чем с 1945-го по 1949-й или 1950-й, то есть в годы после поражения и краха. В то время имели место отчаяние, метания, нигилизм, коллективное моральное и интеллектуальное самоистязание всей немецкой нации. Существовала опасность, что страна станет иностранной колонией в более или менее скрытой форме. У Европы и Америки были на этот счет явные намерения. Немецкому народу грозила ужасная перспектива, особенно страшная для немецкой молодежи, страшная для новых поколений, для всех тех, кого нельзя считать ответственными ни за политику, ни за войны Гитлера. Подобный способ подвергнуть наказанию весь немецкий народ вместе с невиновными вызывал отвращение у честных и разумных людей как в Европе, так и в Америке: это был типично гитлеровский подход в отношении всех народов порабощенной Европы, характерный своим расизмом и оккупационной политикой.
К счастью для всех, от этой политики довольно скоро отказались, чем и отдалили от немецкой молодежи опасность распространения на нее решений Нюрнбергского процесса. Противником этой политики с самого начала была гражданская молодежь Европы и Америки. Молодые люди всех цивилизованных стран стали вашими лучшими защитниками. Молодым европейцам и американцам претила мысль, что немецкая молодежь может подвергнуться серьезному наказанию, которого она явно не заслуживала…
VI
…Немецкой молодежи угрожает серьезная опасность, и эта опасность – реакция. Нацисты, крупные промышленники и банки вновь пытаются завоевать уже однажды потерянную власть. Генералы призывают бывших соратников сплотиться, отбросы национал-социалистической партии вновь объединяются, открыто организовываются во всей Германии, особенно в нижней Саксонии, noyautage [503] начинает распространяться среди всех слоев населения, включая рабочий класс. Наступил великий момент. Американцы – сторонники военного возрождения Германии, направленного против угрозы Советской России. Наконец вновь появилась возможность поднять головы. Используя благоприятные обстоятельства, Германия начинает просить уменьшения бремени репараций. Брошен на карту уголь Рурского бассейна. С надеждой на военное возрождение в Германии крепнет моральный дух военных, промышленников и реакционеров. Крупная буржуазия чует запах наживы и уже маячит за неонацистскими генералами, неонационалистами и антисоветчиками. Немецкая армия, которую возрождают под предлогом защиты Европы от советской угрозы, в действительности должна обеспечить немецкий реванш. Всякая надежда на свободную, сильную в деле мира и труда Германию уже, пожалуй, растаяла. Те, кто знакомы с объективным положением в Германии, знают, что демократия в Германии уже потерпела поражение. За несколько недель глубокие изменения произошли в общественном мнении Германии. Если еще несколько недель назад немецкое общественное мнение в отношении проблемы вооружений характеризовал лозунг ohne mich – без меня (то есть «если хотите воевать – воюйте, но ohne mich, без меня»), то теперь он теряет свое значение. Возрожденный мираж новой немецкой армии очаровывает немецкую душу. Открыто превозносятся великие военные традиции германцев, увенчанные славой во время последней войны. Можно услышать слова: «Мы захватили Францию за пять недель, мы дошли до Волги, Египта и Норвегии. Мы – лучшие в мире солдаты. Мы не сломлены, хотя нас и победили с помощью предательства и материального перевеса. Но на поле боя мы остаемся непобедимыми». В этих словах – законная гордость любого немецкого солдата, но сегодня они служат сторонникам политики реванша. Здесь никто не думает о том, что новая немецкая армия может быть противопоставлена Советской России. Для этого, говорят немцы, есть американцы, здесь достаточно Америки. Но все задумываются о задаче немецкой армии на будущее. Задаче возместить поражение 1945-го. И потом, странно говорить об этом, никто в Германии не верит в возможность завоевания Европы русскими. Если будет война, говорят немцы, Россия не пойдет вперед, она будет защищаться, а чтобы лучше защищаться, она отступит к своим границам. В общем, перед новой немецкой армией будет стоять задача не защищать Европу, а с помощью Америки, Англии, Франции и других отвоевать границы на востоке. А уже потом, по окончании войны, эта армия повернет на запад. Возрождаются старые немецкие мечты. А слова бывших нацистов опять становятся высокомерными и оскорбительными. В газетах, пока еще неявно, но последовательно начинают появляться упреки в адрес союзников. Хорош любой предлог для возбуждения против союзников общественного мнения. Критика в адрес оккупационных войск звучит почти открыто в трамваях, в кафе, на улицах. Немецкая наглость, то есть наглость немецких реакционеров, становится сильнее с каждым днем. И вот уже и молодежь, массы молодых людей, неуверенных и неспокойных, искренних в своем желании…
503
Создание ячеек (фр.).