Кара-курт
Шрифт:
— Сигнал к атаке — фуражка над головой, — обернувшись к занимавшим исходный рубеж пограничникам, сказал Андрей.
Он и без бинокля хорошо видел сквозь саксаул и кян-дым кустики в виде сухого камыша, что бандиты, которых он насчитал шестнадцать, были заняты сейчас самым мирным делом: четверо хлопотали вокруг здоровенного казана с каким-то варевом, еще двое выкладывали куски мяса на деревянное блюдо. Остальные были заняты приготовлениями к обеду. Винтовки, шомпольные «харли» и «мултыки», стояли в козлах под навесом из наброшенной на колья кошмы.
— Старшина, возьмите с собой трех-четырех человек, по-пластунски,
«Та ли это банда? Почему нет и признаков отряда Рыжакова? Где сейчас сам Аббас-Кули? Не ударит ли с тыла?» Андрей внимательно осмотрелся, увидел лишь однообразные волны бесконечного песчаного моря, унылые песчаные холмы, уходящие до самого горизонта. Никаких часовых поблизости от стана не было видно. Рассевшись двумя группами вокруг деревянного блюда и вокруг казана, бандиты, казалось, ни о чем не тревожились.
Самохин подал знак, чтобы пограничники подтягивались вслед за ним по лощине, направился к группе бандитов, сидевших возле казана.
Под ногами песок — ни шороха, ни шума. Ему удалось подойти вплотную: так все были заняты едой. Безусый парень, лет восемнадцати, сидевший ближе других, поднял глаза, да так и остолбенел.
Самохин поднял фуражку. На гребень выскочили пограничники, направили винтовки на ошеломленных пирующих.
— Руки вверх, с места не сходить! — скомандовал Андрей.
Сулейманов тут же перевел его приказ. Сидевшие ближе других к ружьям, сделали было движение приподняться, строгий окрик вернул их на место: Галиев с четырьмя пограничниками, взяв карабины наперевес, заслонили собой оружие.
Такая неожиданная легкость, с которой его отряд одержал победу, несколько смутила Андрея. Подозрение, что Хейдар вывел его совсем не к той Дождь-яме, охватило его. С недоверием наблюдал он, как тревожно осматривается по сторонам его проводник. Без слов ясно: ни самого Аббаса-Кули, ни схваченных им заложников здесь не было. Самохин окинул внимательным взглядом задержанных и все их хозяйство. Кроме шатров и громадного чадра из кошмы у Дождь-ямы — около двадцати завьюченных верблюдов. Видно, готовились к переходу; на верблюдах тюки, скорей всего с джегурой, бурдюки с водой.
Допросили молодого бандита, который подтвердил, что действительно главарь их — Аббас-Кули, но где он сам и где заложники, никто не знает.
Положение осложнилось тем, что Самохину надо было или оставлять часть своего отряда для охраны и конвоирования захваченной группы, или вести с собой заведомых врагов. На горбах верблюдов, завьюченных бандитами, шесть бурдюков с водой. У Дождь-ямы можно полностью залить освободившиеся бочата, взятые с собой, но народу стало в два раза больше, лошадей и верблюдов — тоже. Оставлять часть пограничников для того, чтобы конвоировать задержанных, — значит, дробить свои силы. Тащить за собой всю ораву — не только сковывать себя в случае стычки с бандой Аббаса-Кули, но и держать резерв врага в собственном обозе.
— Пойдете, старшина, с четырьмя пограничниками в разведку, — распорядился Самохин. — Остальным пополнить и проверить запасы воды, готовить обед. Через два часа выступаем. Постарайтесь уложиться в срок. Времени у нас нет. Придется делать дневной переход да еще — он кивнул в сторону бандитов — с таким пополнением. Что скажешь, Хейдар-ага? — спросил он проводника. —
— Начальник! — с отчаянием в голосе воскликнул Хейдар, — я поверил тебе и Кара-Кушу, поверил аксакалу Али-ага, что дочь моя Дурсун у Аббаса-Кули, здесь, в Кара-Кумах. Поверь ты мне, что у этой Дождь-ямы я видел проклятого бандита и его волчью свору. Надо идти от этой Дождь-ямы по кругу искать следы лошадей. Мирные люди идут в пустыню на верблюдах, военные — на лошадях. Давай я сам пойду искать! Клянусь аллахом, не уйду из песков, пока не покажу тебе след поганого шакала Аббаса-Кули!
Самохин отвел старика в сторону, предложил сесть рядом на склон бархана.
— Следы будем искать вместе, Хейдар-ага, — произнес он, — а сейчас настало время поговорить с тобой откровенно...
— Вах! — воскликнул Хейдар. — Это уже второй откровенный разговор. После первого вы послали меня в Кара-Кумы, а теперь что, после второго пошлете на Западный фронт?
— На Западный не пошлем, а на Восточный — может быть. Полковник Артамонов доверяет тебе одно очень важное дело...
— Андрей Петрович! — в крайнем возбуждении взмолился Хейдар. — Я очень уважаю полковника Артамонова, да хранит аллах его самого и его детей, я уважаю тебя и большого старшего лейтенанта Кара-Куша. Но зачем вам старый больной Хейдар? Дайте мне вернуться к своим близким, подержать на коленях моих внуков, обнять сына и дочь, увидеть жену — Патьму. Зачем вы нашли мне семью, чтобы я опять ее потерял?
— А ты спросил, Хейдар-ага, где моя семья? Иди для тебя — и война не война? — неожиданно жестко сказал Андрей, а сам подумал, что этой своей отповедью Хейдару он как бы признавал то, что сказал Богданов: «В машину, на которой ехали семьи начсостава, было прямое попадание бомбы».
— Ты хочешь стоять между сражающимися? — не щадя Хейдара, продолжал Андрей. — В таких пули летят с обеих сторон,
— Вах! — с сердцем воскликнул Хейдар. — Я не хочу стоять ни между сражающимися, ни позади, ни впереди. Тебя послушать, без старого Хейдара вы не кончите войну.
— То, что можешь сделать ты, никто не сможет, — не отреагировав на вспышку Хейдара, сказал Самохин. — Твой сын на фронте. Дерется с фашистами как герой. Он тебя спросит: «Как ты воевал, отец?» Что ты ему скажешь? Что тебя уговаривал старший политрук, а ты упирался? Верно я или неверно говорю?
Хейдар недоверчиво рассмеялся.
— Ай, какой умный старший политрук, — иронически сказал он. — Моя жена Патьма не сказала мне, где наш сын, как он воюет. Старший политрук говорит. Откуда ты взял, что мой сын воюет как герой? Кто тебе такую большую весть передал? Почему Патьма об этом ничего не знает?
— Потому что письмо от комиссара артиллерийской части, где служит твой сын Барат-али Хейдар-оглы, пришло в день нашей отправки в пески. Мы решили первому показать его тебе.
Самохин не сказал Хейдару, что через военкомат посылал в действующую артиллерийскую часть специальный запрос, с просьбой сообщить, как служит и воюет сын Хейдара Барат-али. На счастье, тот оказался настоящим героем, подбив из своего орудия в неравном бою четыре танка.
Хейдар дрожащими руками принял письмо, написанное рукой замполита артиллерийского дивизиона, невидящими глазами некоторое время всматривался в него, украдкой смахивая навернувшиеся слезы.