Карабарчик
Шрифт:
Разъезд приближался. Поравнявшись с Журавеем и Кириком, ехавший впереди всадник, с нашивками урядника, круто остановил коня.
— Дед, партизан здесь нет близко?
Журавей прикинулся глухим:
— Ась?
— Партизан, говорю, нет близко?
— Не чую, — старик приложил руку к уху.
— Глухая тетеря! — выругался колчаковец. — Я тебя спрашиваю, где партизаны? — рявкнул он.
— Ну, теперь понял, — закивал головой Журавей. — Партизаны — они везде. Может, тут… может, там… —
— А ты кто? — Урядник пытливо смотрел на старика.
— Ась?
— Спрашиваю, кто такой? — крикнул каратель.
— Я человек божий, покрыт кожей, родом из Нерчинска Пензенской губернии.
— Да ведь Нерчинск-то за Иркутском, а Пенза-то около Москвы, бродяга!
— Никак нет, вашбродь! — ответил по-солдатски Журавей. — Имею от зеленого прокурора документ, где прописано жить мне летом по дорогам, а зимой — на усмотрение.
— А алтайца где взял? — Белогвардеец показал на молчавшего Кирика.
— Мальчонка — сирота, ну и пристал ко мне. Я ношу боковик, а он — горбовик. — Старик слегка похлопал рукой по кошелю. — Двоим-то сподручнее.
— Так, так… — Урядник что-то обдумывал. — А не сможешь ли окольными путями нас к Тюдрале провести?
— Ась?
— В Тюдралу, кроме этой дороги, как можно пройти?
— Мы не здешние, таежных троп не знаем, — уклонился Журавей от ответа и, приподняв рваную шапчонку над лысой головой, проговорил с чуть заметной усмешкой: — До свидания!
Урядник покосился на бродягу, но, махнув рукой, поехал дальше. Разъезд последовал за ним. Журавей продолжал поучать Кирика.
— Разведка — дело сложное: нужны смелость, находчивость и хитрость, а лезть напролом — кроме беды, ничего не наживешь.
Кирик смутился: он вспомнил свой разговор с Янькой о том, как он хотел вести себя в разведке, и с уважением посмотрел на старого солдата.
Вечером, заметив расположенную у талицких ворот заставу, они обошли ее стороной и, пробравшись огородами, оказались в центре села.
Там было людно.
Кроме кавалерийских частей, на площади расположился отряд пехотинцев и артиллерия. Возле церковной ограды, подняв длинные стволы к безоблачному небу, выстроились в ряд английские пулеметы. Здесь же виднелись горные пушки. Чуть подальше стояла виселица с почерневшими трупами.
В коротких расстегнутых френчах и широчайших галифе сновали солдаты.
— Заграничное все, — определил Журавей, — английское.
Пройдя площадь, путники остановились недалеко от поповского дома, из открытых окон которого слышались пьяные голоса, смех и музыка.
— Господа офицеры гуляют! — усмехнулся зло Журавей, нащупывая рукой гранату.
— Эй, дед, — услышал он голос подходившего к нему часового, — стоять здесь нельзя.
— Ась?
— Уходи,
Глаза Журавея вспыхнули и тотчас погасли. Бросив беглый взгляд на поповские постройки и небольшой садик, разведчики отошли.
— Штаб Ершова в поповском доме, — сказал Журавей. — Надо дождаться ночи, а там видно будет. Сейчас пойдем к пехоте. Пока я с солдатами буду лясы точить, ты пересчитай зарядные ящики и пушки.
Кирик кивнул головой:
— Ладно!
На площади Журавей начал рассказывать окружившим его колчаковским солдатам разные небылицы.
— Что за собрание? — раздался окрик офицера.
— Да вот старик анекдоты чудно рассказывает, — поднимаясь с земли, козырнул старший и показал на Журавея.
Офицер был навеселе.
— Отлично! Господин полковник — большой любитель веселых рассказов. Поднимайся, старик!
Поддерживая кошель, Журавей поднялся на ноги.
— Сейчас пойдем в дом. — Офицер кивнул головой на штабную квартиру.
Вынув из кошеля корку хлеба, старик поднес ее ко рту. Это был условный знак.
Кирик неохотно отошел от Журавея и исчез в толпе.
Спускалась ночь. Яркий свет из окон поповского дома ложился на деревья, на широкий мощеный двор, где возле крыльца прохаживался часовой. Завидев офицера, он вытянулся в струнку.
Поднявшись по крутым ступенькам, Журавей перешагнул порог комнаты и закрыл глаза от ослепительного света.
— Господин полковник! — услышал он голос офицера. — Вы большой любитель веселых анекдотов…
Журавей открыл глаза и увидел Ершова. Вожак карательных отрядов сидел в небрежной позе в углу на диване, рядом с пухлой хозяйкой дома.
Перед взором старого хранителя Коргонской каменоломни на миг промелькнули опустошенные алтайские села, картина смерти Устиньи. Быстро сунув руку в кошель, Журавей выхватил гранату.
Взрыв потряс поповский дом и эхом прозвучал в горах. С площади к штабу бежали испуганные колчаковцы.
— Партизаны!
Захлопали беспорядочные выстрелы, затакал пулемет, началась паника. Белогвардейцы с руганью носились по площади, по улицам, по задворкам, разыскивая таинственных партизан.
Бросив первую гранату, старый гренадер почувствовал, что ранен. Падая, выхватил вторую гранату и, собрав остатки сил, метнул ее на середину комнаты. Последнее, что уловил он, был громовой грохот. Затем наступила глубокая тишина…
Услышав взрывы, Кирик понял, что Журавей погиб.
Пробравшись в переулок, Кирик оглянулся. Со стороны площади все еще доносились шум и выстрелы. Спустившись к реке, он спрятался в кустах, затаив глубоко в душе горе и гнев. Вечером, когда стемнело, Кирик выбрался на Талицкую дорогу и поспешно зашагал к Тюдрале.