Карафуто
Шрифт:
В скором времени Володя нашел кусты брусники и подкрепился ягодами. Но голод этим не унял.
Он остановился и с тоской осмотрелся. Тайга! Тайга! И нигде, на сотни километров вокруг, нигде ни единого человеческого жилья! Где же граница? Далеко ли еще до пятидесятой параллели? Сколько же еще ему идти вперед и вперед, голодному, почки босому, в лохмотьях?..
Страшно. Молчит тайга. Глухомань.
«Главное, не отчаиваться, — подумал Володя. — Отец ждет… Он держится до последнего. И он думает обо мне, надеется».
И Володя снова пошел вперед, отгоняя
Где-то в полдень он присел отдохнуть под березой. И ему что-то такое примерещилось… не разобрать: будто лежат какие-то заступы, одежда… Лежат совсем недалеко, в нескольких шагах.
Володя протер глаза. Обман зрения, наверное. От слабости и голода. И еще протер глаза. Нет, это не обман…
Порывисто вскочив, бросился вперед. Лежат возле песчаного холма два новеньких блестящих заступа, ведро, синий пиджак из ткани, которую носят китайцы, а на нем… пачка папирос.
Взял папиросы, осторожно покрутил в руках. Полная пачка, не начатая. Испуганно осмотрелся. Мысль об опасности пронзила мозг. «Так, так. „Гордон Бат“ [13] — японские папиросы!»
Каждую минуты можно было ждать, что появится хозяин этого имущества. Встреча с ним в тайге не обещала Володе ничего хорошего. Юноша быстро вернул назад папиросы и кинулся прочь. Сосны и молодой березняк расступились, и перед ним открылась небольшая лужайка, по которой в песчаном иле протекал ручей. Двое японцев, согнувшись, копали заступами песок, ссыпая его в ящик. Еще двое сидели на корточках над ручьем, болтая в воде руками.
13
«Гордон Бат» — самые дешевые папиросы, очень распространенные в Японии.
Володя инстинктивно присел за елкой, потом, пятясь, подался в ту сторону, где можно было спрятаться в густых зарослях молодого березняка, елок и кустов бузины.
Японцы не заметили его. Они были очень увлечены работой. Володя сразу догадался, что японцы копали и промывали золотоносный песок. Очевидно, это была артель старателей, моющих золото тайком от правительства. Лучше быть подальше от них. Они не любят свидетелей, а тайга умеет молчать.
Володя решил обойти старателей. Он пошел в сторону, углубляясь в глушь.
Шел долго. Поел сырых кореньев и брусники. Но от этих убогих яств голод сделался еще острее. Как же обрадовался юноша, когда увидел на взгорье сопки небольшую лачугу, фанзу, спрятанную в таежной чаще. Она, наверное, служила приютом одинокому охотнику, который на долгие месяцы углубляется в тайгу, чтобы охотиться на белок и соболей.
Володя поспешил к лачуге. Но шаги его становились все более тихими, осторожными. Неизвестно, что могло встретиться в этом низеньком, перекосившемся строении с земляной крышей.
Дважды обошел Володя лачугу вокруг. Двери ее были закрыты. Можно было так кружить до утра, ничего не узнав. Тогда юноша тихо, крадучись подошел к единственному окошку, затянутому прозрачным пузырем.
Заглянул внутрь. Это была довольно просторная лачуга с нарами под деревянными стенами, рассчитанная, наверное, на целую охотничью артель. Посредине стоял стол, на нем миска, а возле нее сложенные столбиком несколько тонких круглых коржей, несомненно испеченных на сковороде.
Горло Володи перехватила голодная судорога. В лачуге никого не было. Юноша решительно открыл дверь и вошел. Он видел только коржи. Его ноздри раздулись, ему показалось, что он даже чувствует их запах — такой вкусный и волнующий.
Володя, глотая слюну, схватил верхний корж. Он был румяный, с корочкой, которая местами взялась пузырями, с подгоревшим низом.
Дрожащими пальцами преломил корж и начал есть. Он съел его весь, до последней крошки. И тут услышал тихий звук со стороны. Будто в лачуге кто-то был. И в тот же миг увидел маленькие черный глаза, пристально следившие за ним из-под пола.
Минуту царило молчание.
— Кто ты? — в конце концов спросил Володя.
Неизвестный молча вылез из-под пола, почесываясь и не сводя с Володи внимательных, пытливых глаз, полных любопытства и страха.
Володя почувствовал, как мороз побежал у него по спине: перед ним был горбатый кореец, тот самый (мгновенно всплыло горячее воспоминание!), что продавал зеленые мячи на пристани большого города перед отходом «Сибиряка».
Кореец, наверное, заметил, как растерялся юноша, и пугливо втянул голову в плечи.
— Кушяй, кушяй! — произнес он торопливо и сел в уголке. Но дальше есть Володя не мог. Сразу припомнилось все, что он знал о зеленых мячах. Будто снова увидел рядом профессора Аюгаву и услышал его голос: «Представь себе, юноша, зеленый мячик…»
Не сдержавшись, промолвил:
— Я видел вас… на пристани… Как вы попали на Карафуто?
Кореец быстро забегал глазами, замотал головой:
— Моя никогда не был Карафуто. Моя ничего не знай.
— Как «не знай»? А сейчас же… Карафуто…
Чувствуя, как тревожно, обморочно похолодело в груди, Володя еще раз спросил:
— Где мы, спрашиваю? На Карафуто? Слышишь?
Кореец снова замотал головой:
— Карафуто — там! — он махнул рукой на юг. — Здесь Советский Союз!
СРЕДИ ВРАГОВ
Эти слова поразили Володю, как разразившийся гром. Он подошел к корейцу и, не в силах сдержать страшное волнение, схватил его за плечи.
— Ты врешь! — прохрипел. — Мы сейчас на Карафуто. Зачем ты врешь?
Кореец испуганно встал и с силой ударил себя в грудь:
— Моя правду сказал! Моя правду! Советский Союз! Карафуто — там! Тридцать километра!
Володя изнеможенно опустился на пол. Кореец, наверное, говорил правду. Зачем бы он врал? Но как это произошло, что он, Володя, перешел границу, даже того не заметив?