Карамазов. Книга 1
Шрифт:
На секунду я почувствовал в ее голосе тоску. И злость. Ну, оно и понятно. Все девушки из аристократических семей — избалованные собственницы, которые привыкли получать все, что хотят, по первому щелчку наманикюренных пальчиков. И не желают отпускать свою добычу. Хотя формально эта добыча им и не принадлежит.
— Ну же. Иди ко мне, — поманила она меня.
Выдохнув, я вышел наружу и втянул в легкие свежий воздух. Прошагав по прогибающейся под ногами черепице, оказался у самого края и невольно замер. Внизу простирался город. Он раскинулся в полутьме набегающего вечера во всей красе. Золотистый шпиль адмиралтейства впивался в ночное небо, словно указывая
Я сел на парапет, любуясь огнями фонарей и переливающихся неоновых вывесок. Катерина устроилась рядом, свесив с парапета ноги. Она достала из рюкзака бутылку вина и ловко открыла ее.
— Очень красиво. Держи, гусар. Красное вино хорошо восстанавливает силы после боя. Как знала, что пригодится.
Я принял бутылку и сделал большой глоток. Посмотрел во двор, на подсвечивающийся фонарями, окруженный черными коваными лавочками фонтан. На одной из скамеек сидела влюбленная пара. Парень и девушка. Они о чем-то переговаривались и вполголоса смеялись. А там, через дорогу, шелестели кронами деревья Таврического сада.
На плацу казармы было вечернее построение. Шеренги солдат в синих мундирах вытянулись и замерли перед капитаном. Где-то в полумраке плаца мелькнули три тени. Парни в гражданке, пригнувшись, крались в сторону казарм, и я усмехнулся: видимо, ребята вернулись из самоволки и не успели к построению.
— Красота! — выдохнул я. — Кстати, с чего ты взяла, что тебе придется уходить от меня? Вдруг я решу связать с тобой всю жизнь. Я теперь князь, так что могу…
Катерина только усмехнулась. Обняла меня, положила голову мне на плечо.
— Не шути с моей семьей, — вдруг сказала она, и ее лицо сделалось мрачным. — Это и правда может плохо закончиться.
— Да я и не думал. Век бы их не видеть. А если серьезно?
— А если без шуток — мой папа никогда не пустит тебя на порог нашего дома. Он свято верит, что ты должен умереть в какой-нибудь придорожной канаве со вспоротым животом. А то, что ты выжил — не твоя заслуга, а исключительно воля случая. Он человек военный. Старой закалки. И была бы его воля, он расстрелял всех музыкантов, блогеров и прочую… цитирую: «Шушерузаднеприводную». Только военная служба Императору. Только хардкор.
— За моими плечами четыре года службы, — напомнил я.
Катерина презрительно фыркнула.
— Легион? Отец считает наемников чуть более достойными людьми, чем блогеров. Мясники, дезертиры и грабители, которые не знают, что такое честь. Да и твои красавицы, — она едва заметно скривилась, — теперь тебя уже не отпустят. Они прилипли к тебе, Карамазов. Есть в тебе какое-то качество, которое тянет к тебе женщин, будто магнит.
— Оно называется авантюризм, — подсказал я. — И тяга к неоправданному риску.
— Правильные и не очень девочки всегда любят плохих мальчиков. — Катя вздохнула. — Такова наша судьба, заложенная в нас еще великой Праматерью. Не зря же она привязалась к мужу после того, как он нарушил запрет Спасителя.
Катерина замолчала, словно подбирая слова, а затем прямо посмотрела мне в глаза. И вид у нее был очень серьезный.
— Зря ты согласился на все это. Зачем оно тебе? Судьба семьи Карамазовых — умирать долго и в мучениях?
— А ты что? Гадалка?
— Почти, — усмехнулась девушка, принимая бутылку. — А если серьезно, то работа, которую ты взял вместе с обязательствами, не каждому по плечу. Мой дед только перекрестился, узнав, что ты решил принять наследство.
— О чем речь? — Не понял.
Катерина обернулась и удивленно посмотрела на меня.
— Серьезно? Твой дед, Федор Иванович.
— Я почти с ним не общался, — перебил ее. — Родители с детства ограждали меня от деда. А после их смерти я был уже вполне самостоятельным. И дед только подкидывал мне денег первое время, пока я не встал на ноги.
— Ну, оно и неудивительно. — Девушка вздохнула. — Ну, раз ты не знаешь, то значит, завтра тебя ждет большой сюрприз.
— Может быть, ты поведаешь? — Я не сдавался.
— Твой дед был инквизитором, — жестко произнесла девушка, и ее лицо застыло жутковатой маской. — Тем самым, который руководил службой по отлову перекинувшихся. И поиском объектов.
— Объектов? — Снова озадачился.
— Ага. «Долетавшая до меня в те далекие времена молва утверждала однозначно — волшебный мир есть! Он огромен и прекрасен, а добро и зло в нем представлено ярче, чем в повседневной жизни: зло — не только наркоманами и уголовниками, а добро как-то еще, помимо отвлеченных понятий», — процитировала она слова из немеркнущей классики.
— А можно… чуть подробнее?
— Можно. Только для этого тебе придется говорить с моим дедом. Ладно, идем. — Девушка встала с парапета. — Хотя…
Она скинула на черепичную крышу кофту. И я быстро смекнул, чего она хочет.
Катерина уже сняла майку. Прикрыла рукой грудь и взглянула на меня из-под полуопущенных ресниц. И я шагнул ей навстречу. Обнял ее, и она жадно поцеловала меня, словно этой лаской показала все переживания, которые испытывала за меня на самом деле.
Я почувствовал легкий, едва заметный холодный ветерок. Потянулся к нему, чувствуя, как Сила в девушке превращается в вихрь. Кожу начало покалывать от эйфории, и я с трудом сдержался, чтобы не нырнуть в этот омут. Кожа задымилась, и черный горьковатый дым подхватил ветер, смешиваясь с ним. А затем Катя легко оттолкнула меня и показала глазами на куртку. Я послушно сел на ее кофту, и она толкнула меня в грудь. Уселась сверху, склонилась надо мной. И я почувствовал, как ее волосы касаются моего лица. А затем я почувствовал, как девушка раскрылась. И кожу обдало легким дуновением ветерка.
В этот раз в Силе девушки чувствовалась какая-то примесь. Пьянящая, будто бы отдающая металлом. И едва я ее почувствовал, как она вскружила мне голову. А Сила тут же пропала, будто бы и не было ее. Девушка тяжело застонала, отдаваясь стихии. И меня тут же окутало искристо-синее свечение. Лед столкнулся с дымом, и девушка закатила глаза, едва не потеряв сознание от удовольствия. Но я этого уже не замечал. Зарычал, чувствуя, как в кожу впиваются сотни ледяных игл. Катерина вскрикнула и выгнулась. Ее зрачки стали искристо-синими, как холодный лед ледников, в которых заструился дым. Он затягивал расширившиеся зрачки. Катя задрожала, закатив глаза. Склонилась надо мной, поцеловав губы. Ее волосы щекотали мое лицо. Взгляд девушки был еще мутным, ничего не соображающим. Но черная поволока спала. А я чувствовал, как проваливаюсь в темную пустоту. И где-то там, на дне, был источник эйфории. Холодной, обжигающе-ментоловой, приятной.