Карантин
Шрифт:
– Доставай!– скомандовала старуха.
– Но…
– Это лучше всего доказывает. Доставай!
Девушка чиркнула молнией и медленно извлекла из футляра длинный церемониальный меч.
На эфесе был красный кружок с гербом – меч между двух развёрнутых полумесяцев. Длинное лезвие отливало белизной и брызгало искрами.
– Осторожно! Ковёр!
Старуха перехватила меч рукоять и решительно, по-хозяйски развернула к себе.
– То ест вильк,– прошептала он,– Чуе, чуе!
Она повернулась к ребятам.
– Ходзьмы!
– Почему от него летят искры?– спросила Мария,– Я никогда такого не видела. Я в автобусе чуть с ума не сошла, боялась, что загорюсь.
– Сребрны вильк. Чует он его, чует.
Она зашаркала в комнату. Ноги двигались неуклюже, словно это были деревянные чурбучки.
В тесной спальне пахло старушачьим потом, ковёр на стене изображал атаку крылатых гусар, а под ним в качестве кровати стоял комфортабельный чёрный гроб. Пани Туровская была готова к смерти.
Она прошаркала к книжному шкафу, опираясь на меч вместо трости. Белые искры гасли на протёртом ковре.
Шоно отошёл за гроб-кровать и приподнял голову.
– Их двое,– произнёс он.
– С этой стороны?– спросила, не поворачивая голову, пани Туровская.
– Да.
– А с инней строны?
– С той стороны не слышу.
– У них есть шанс войти?
– Плетёнка на воротах хорошая,– Шоно отошёл от стены и присел на табуретку.
– Что происходит?– спросила Марина.
– Прячься,– посоветовал Шоно,– Это хорошее начало.
– Вильк пришёл,– пояснила пани Туровская,– Видишь, свет идёт. Был в Тарасово, теперь здесь будет.
Старушка наклонилась слишком сильно, так что ей пришлось схватиться за полку. Стёкла в шкафу задребезжали. Не отпуская меча, она вытащила книжку в белой обложке. И наверняка успела бы объяснить, что тут к чему – и тут затрещали выстрелы.
Огня они не увидели. Затарахтел невидимый автомат, брызнуло дерево, фыркнула бумага, которую рвали пули, зазвенело разбитое стекло, а меч задребезжал и по нему побежали радуги. Кровь брызнула – на стены, потолок, уцелевшее стекло, книги.
Пани Туровска рухнула на пол, тяжело и неуклюже, словно полено. Меч загремел рядом.
– Бери меч!– закричал Шоно.
Мария посмотрела на него с ужасом. Азиат подался вперёд, схватил её за плечо и швырнул в сторону меча. Потом полез под гроб, сунул руку за пазуху и вытащил новенький чёрный Токарев.
– Я буду отстреливаться,– прошипел он,– а ты держись за меч. Если упустишь его – нам конец.
Через дыры в стене тянуло зимним холодом.
4
– Кто они?– спросила Марина.
– Когда они уйдут, я скажу,– прошептал Шоно.
Из-под меча поднимался дымок.
– Кто это был?– повторила девушка.
Шоно не отвечал. Он слушал.
Шаги были почти на грани восприятия даже для его чуткого слуха. Стреляли не просто сквозь стену – стреляли прямо с улицы, сквозь забор. Видимо, решили, что у автомата такая кучность, что можно уже не целиться. А теперь убегали вглубь Копища, где их подберёт авто.
Когда шаги растаяли, Шоно поднялся и отряхнулся.
– Что здесь происходит? Что происходит?
Шоно поднял белую книжку, пролистал. У неё была бархатная обложка, такие видел он только у гидеоновских Библий, которые раздают в электричках.
– В этой книжке что-то есть. Посмотришь.
– Я ничего не понимаю.
Шоно посмотрел мрачно.
– У тебя нет времени, чтобы понимать и разбираться. У тебя бабушку застрелили.
– Я знаю!
– Даже сюда скоро приедет милиция. Или полиция, если у вас её тоже переименовали. Даже в Копище они после такого приедут. Телефон здесь есть? Звони лучше сразу. Это не так подозрительно. Меч спрячь и отнеси домой, если получится.
– А ты что будешь делать?
– Я уйду. Слишком много вопросов.
Шоно отправился в прихожую.
– Ты теперь здесь живёшь.
– Я не знал, что буду здесь жить,– ответил Шоно уже из коридора,– И мне есть, где переночевать в городе. Я помогу тебе, помогу всем вам. Но сначала реши дела с милицией. И не забудь помыть одну чашку.
Марина чудом не споткнулась
– Подожди ты, подожди
– Без паники, без паники. Мы встретимся завтра после уроков.
– Откуда ты знаешь, что я учусь в школе,– Марина задыхалась.
– Я ещё помню, когда бывают зимние каникулы. Какая у тебя школа? Номер?
– Нет, подожди, подожди. Кто ты такой? Откуда она тебя знает?
– Я все расскажу при встрече. Нет времени, чтобы диктовать ещё одну книгу.
– Знаешь, во время великой отечественной, когда отморозки вроде тебя уходили в атаку, они говорили – если я не вернусь, прошу считать меня коммунистом. Это красиво. Это до сих пор красиво. Так вот, скажи,– её глаза сверкали в темноте,– кем ты хочешь, чтобы я тебя считала?
– Можешь считать, что я кто-то вроде охотника на очень редких животных.
– На Серебряных Волков? Серебряный Волк был с ними?
Шоно молчал и прислушивался.
– Они едут,– произнёс он,– Три квартала отсюда. Без сирены, как на обычный вызов. Пусти, мне пора. Номер твоей школы?..
Марина назвала. Шоно кивнул, спустился по деревянным ступенькам и зашагал в ночь.
5
Зимнее утро. Снег хрустит, как сахар. Едкий мороз.
Арбузно-алый рассвет за чёрной лентой лесополосы.
Поликлиника стоит на краю города. Приземистое здание из бетонных плит с замызганными плитками на главном крыльце. Оно похоже на школу, тюрьму и канцелярию одновременно. Его строили в конце восьмидесятых, и очень спешили – был близок может быть распад Союза, а может конец света. Строили быстро, скорее как временное пристанище, пока не будет готова большая железнодорожная больница, что на Кижеватова. И вот прошли десятилетия, больница на Кижеватова так и стоит с пустыми чёрными окнами. Сюда идут с конечной остановке на Копище, мимо домиков, проваливаясь в снег по колено.