Карантин
Шрифт:
Перри улыбнулся и кивнул. Это была искренняя улыбка.
Хотя на вид все еще отвратительная — из-за швов на губах. Но главное — настоящая, неподдельная.
Дью отступил на три шага. Он все еще держал в руке второй пистолет, но уже подумывал о том, не пора ли его убрать на место.
Доуси вложил в магазин еще два патрона, вставил в рукоятку, затем взвел курок. Направив оружие на мишень, произвел семь выстрелов менее чем за пару секунд. Это было похоже на автоматную очередь. Дью наблюдал за движением его правой руки. Она даже не дернулась. Его рука была неподвижна, как будто высечена из гранита или наглухо привинчена к стене.
Перри извлек обойму, проверил патронник, положил пистолет и обойму на стол, медленно поднял обе руки вверх. Дью посмотрел на мишень. Он не мог поверить своим глазам. Агент щелкнул выключателем, и мишень подъехала к позиции стрелка.
Все пули попали в центральное кольцо мишени! А от центра осталось лишь большое отверстие с рваными краями.
Перри улыбнулся и посмотрел на Филлипса.
— Наверное, неплохо?
— Парень, ты что, шутишь? Ты уверен, что раньше никогда не стрелял?
Но гигант покачал головой:
— Нет, сэр. Отец не разрешал даже прикасаться к оружию. Но мне кажется, все дело в том, чтобы правильно сосредоточиться, не так ли? Как в видеоиграх. А там я всегда чувствовал себя как рыба в воде…
Дью еще раз посмотрел на мишень. Наверное, Перри по-своему прав. Доуси ведь был настоящим спортсменом, одним из лучших. И он вполне мог попасть на драфт НФЛ, если бы не травма колена, которая, по сути, и закончила его профессиональную карьеру в футболе. Он настолько силен, что даже не почувствовал отдачи от «кольта» 45-го калибра. Он может точно целиться, крепко и неподвижно держать оружие. А ведь это при стрельбе самое главное…
Филлипс вдруг спросил себя, а хорошая ли это мысль — научить Перри стрелять. Если парень мог убивать людей голыми руками, то нетрудно представить, на что он будет способен, имея в руках оружие и боеприпасы.
Организм Бетти Джуэлл оказался в отчаянном положении. Недоразвитые ползуны разлагались, распространяя повсюду апоптотическую смерть. Бетти не повезло лишь в одном: она была уже в таком возрасте, когда ее теломеры становились все короче и переносили меньше повреждений, чем у ребенка. Правда, у нее распад теломеров принял не такие масштабы, как, скажем, у отца, поскольку тот все-таки был на двадцать шесть лет старше.
Будь она помоложе — хотя бы лет на пять, — ей было бы лучше.
В данном случае «лучше» означало, что до ее мозга добралось бы больше ползунов. Ее мозговая сеть была очень тонкой, чахлой. Чтобы завершить изменения и послать сигнал, ей нужны были дополнительные ползуны. Все больше паразитов отчаянно пыталось добраться до ее мозга, волоча свои полусгнившие тельца вдоль нервов или пробираясь мимо разлагающихся трупов собратьев. Выжившие стремились к своим псевдодендритам, хватали, тянули, посылали болевые сигналы, чтобы оценить реакцию.
Если бы Бетти умерла, то миссия ползунов оказалась бы невыполненной, поэтому они боролись с гнилью, выделяя вещества, нейтрализующие цепную реакцию разложения. Первоначальные пятна заражения на ее теле были уже делом безнадежным: в этих местах апоптоз достиг такого размаха, что остановить процесс было невозможно. Ползуны послали часть сородичей, чтобы те оставались на краях и выделяли нейтрализатор, стремясь ограничить масштабы повреждения и помешать его дальнейшему распространению. Внутри ограниченных областей процесс разложения охватил ткани и кости.
Ничего хорошего для лица Бетти Джуэлл это не обещало.
Лицо ползуны не считали для себя приоритетом. Глаза, чтобы видеть, — да; рот — чтобы дышать, конечно. Эти части тела были важны, как, впрочем, и руки.
Руки могли держать инструменты.
Или оружие…
Для того чтобы разделиться на несколько групп, ползуны применяли коллективную логику.
Некоторые перемещались на руки, чтобы попытаться спасти их, другие устремлялись в мозг, чтобы достичь критической массы, необходимой для нейронной сети; часть лезла в глаза и уши, чтобы защитить сенсорные входы. Если Бетти не сможет видеть, слышать и говорить, не сможет защищаться… От такого носителя очень мало толку…
Бормотание.
Наверное, это наиболее подходящее слово. Перри в который раз слышал бормотание. Откуда-то с юга. С юга и… с востока? Да, и еще с востока.
Где-то там просыпались треугольники.
Пока он слышал лишь обрывки мыслей. Паразиты еще не умели разговаривать. Они должны были научиться этому из воспоминаний организмов-носителей.
Сколько их? Перри не мог сказать. Он никогда не мог сказать наверняка.
Тем утром он тоже уловил несколько обрывков. Это можно сравнить с непонятным запахом в квартире. Такой запах ощутим, только если повернуться в определенном направлении, а потом куда-то исчезает. Он будет знаком, словно вы уже сталкивались с ним раньше. Только не можете вспомнить, где именно.
Знакомый, но все-таки другой. В тех обрывках было что-то еще. Не такое случайное. Более мощное и убедительное, что ли.
Доуси постучал в дверь комнаты № 207.
— Это ты, Перри? — сказал Дью, открыв дверь, и улыбнулся, как будто был счастлив видеть его. — Давай, заходи!
Гигант вошел в комнату. Там сидели Баум и Милнер, а также Эймос. В одной руке он держал рогалик, в другой — несколько листов бумаги, а на коленях — ноутбук. При виде Перри агенты сразу как-то напряглись. Глаза Эймоса забегали, и он стал поглядывать в сторону двери. Как только Перри уверенно вошел в комнату, Хант уронил свой рогалик, закрыл ноутбук и выбежал прочь.
— Проклятье! Этот паренек слишком впечатлителен, — с досадой проговорил Дью.
— Да уж, — протянул Милнер. — С чего бы вдруг?
Перри посмотрел на него.
— Милнер, гляди: вот он я. Наверное, хочешь мне что-то сказать?
Баум рассмеялся.
— А ты уверен, что сам готов к разговору? После одной из недавних бесед ты выглядишь несколько потрепанным.
— Баум, заткнись, — сказал Филлипс. — Если ты думаешь, что Доуси в плохой форме и его можно взять голыми руками, я готов предоставить вам обоим такую возможность. Только потом не обижайтесь…