Карасёнки-Поросёнки
Шрифт:
Чтобы не мешать папе, Капа стала подкрадываться к густому кусту, который рос на лесной опушке. С ног до головы куст был усыпан красными ягодами. Капа сорвала самую красную и открыла рот.
– Не ешь! – сказала ягода хриплым голосом. – Не ешь, а то коньки отбросишь.
От удивления Капа выронила говорящую ягоду и растерянно пробормотала:
– А у меня нет коньков…
– Тогда ласты склеишь! – прохрипела ягода из травы.
Неожиданно куст зашевелился, и из него вылез огромный лысый дядька в рваных штанах на босу ногу. В правой руке он сжимал ржавые вилы,
– Ты чё по лесу ходишь? – спросил лысый, поудобнее перехватывая вилы.
Капа замерла, как кузнечик под ладошкой, и испуганно захлопала ресницами.
– Ты чё ходишь, спрашиваю, одна без привязи?
– Я… мы…
– Я… мы… – передразнил лысый. – Ты чё, вообще глухонемая или наполовину?
– Папа! Папа! – закричала Капа так, что где-то за лесом испуганно отозвались все бабушкины Нюрки.
На крики с берега прибежал запыханный папа. Он даже не успел выпустить из рук удочку. Загородив Капу спиной, папа встал перед лысым и тяжело задышал. Так они и стояли: лысый с вилами и папа с удочкой, леской, грузилом и крючком.
Капе стало страшно. Она поняла, что лысый вовсе не лысый, а самый настоящий маяк. Про маяков ей рассказывала мама. Капа знала, что маяков надо бояться, потому что они охотятся на маленьких детей. А бабушка добавляла, что маяки любят ходить с топорами. Только у этого топор, наверное, затупился, и он прихватил с собой вилы. Капа зажмурилась и почувствовала, как по её спине забегали рыжие лесные муравьи…
…Скажем прямо: с маяками Капа немножко напутала. Если бы рядом оказался здоровенный третьеклассник Вовка Семякин, который чуть что – лазил в словарь, он бы объяснил, что маяк – это высокая башня с фонарём, чтобы ночью показывать кораблям дорогу. А вот если с вилами и в лесу, то это не маяк, а маньяк, или разбойник, от которого надо держаться подальше…
– А-ааа! – вдруг заорал лысый.
– А-ааа! – звонко ответил папа.
Капа осторожно приоткрыла один глаз и увидела, что вилы и удочка валяются на земле, а папа и лысый что есть силы колошматят друг друга по спинам.
– Андрюха! – хрипло орал лысый.
– Колька! – звонко кричал папа.
– А я гляжу, ты или не ты? А потом думаю: раз с удочкой и худой, значит, как пить дать, Андрюха!
– А я сначала подумал, что мы на маньяка напоролись. А потом смотрю – бидон знакомый. Мы с ним ещё за клубникой к Семёновне лазили.
– Точно! А Катьку конопатую помнишь?
– Помню! Ты ей лягушек за шиворот совал, а она кричала на всю школу.
– Так она до сих пор кричит. Только на всю деревню – натренировал на свою голову! Как домой приду, так и кричит А твоя как?
– Моя тихая.
– Везёт же людям! – лысый поднял с земли бидончик, заглянул внутрь и снова заорал: – Андрюха!
– Колька!
Капа наконец-то сообразила, что лысый никакой не маяк-маньяк, а тот самый Витькин Колька, про которого рассказывала бабушка. Витькин Колька потрепал её по голове и весело сказал:
– Была б пацаном – точь-в-точь папка… Андрюха, а может, возьмём бидончик за встречу? У Егорыча как раз медовуха подоспела.
– Да, нет, нам карасей ловить надо.
– Какие караси? Нету тут никаких карасей. Как завод в Волчанске поставили, так они и кончились. За карасём надо на ставок ехать. Хочешь, завтра поедем? Мотоцикл у Егорыча возьмём, всё равно я ему трёшник должен.
– Поехать можно, – сказал папа. – Заодно и потолкуем.
– Ну, тогда я пошёл. Вилы вот надо домой отнесть после вчерашнего, – Витькин Колька снова потрепал Капу по голове и ласково прохрипел. – С куста не ешь, волком станешь.
– А ты разве ела? – забеспокоился папа. – Это же волчьи ягоды! Ядовитые!
– Да не, – успокоил папу Витькин Колька, – не успела она. Я как раз в кусте спал, ну и спугнул на всякий случай. Ладно, пойду…
Лысый подобрал вилы и ушёл в кусты, ломая ветки голыми пятками. Папа печально посмотрел на свои кеды и пробормотал:
– Эх, ушло босоногое детство!.. Ну да ладно, раз карасей нет, сматываем удочки.
Смотав удочки, они пошли домой. Но перед тем, как совсем уйти, Капа оглянулась и увидела, что посреди речки Караськи, некогда знаменитой своими карасями, по колено в воде стоит маленький поросёнок. Почувствовав, что на него смотрят, поросёнок вынул из воды розовый пятачок и громко хрюкнул.
У Капы тоже что-то хрюкнуло в душе. От радости. Ведь завтра её ждал целый день новых приключений в замечательной деревне под названием Карасёнки.
Или всё-таки – Поросёнки?…
СПОКОЙНАЯ ИГРА
Жорик никогда не ругал маму и папу. Зато мама с папой ругали его часто. Они ругали его за нечищеные зубы, немытые руки, следы на ковре, разбитый стакан, усы на фотографиях, перевёрнутое варенье, форточку, спички и всякое такое.
Бабушка Лиза, наоборот, Егорку защищала:
– Подумаешь, уронил человек ложку с балкона. Ну и что? Ложку всё равно кто-нибудь найдёт и спасибо скажет. Так что нечего ребёнку нервную систему расшатывать!
Жорик не знал, что такое «нервная система». Зато он знал, что такое «расшатывать». Они с Капой любили расшатывать загородку возле детской площадки. Зацеплялись пальцами за железную сетку, повисали и расшатывали. Когда Жорик представлял, как мама с папой расшатывают его нервную систему, ему делалось смешно.
– Вот видите, – говорила бабушка, – от ваших придирок у ребёнка смех на нервной почве начинается. Бедный мальчик…
Бабушка гладила «бедного мальчика» по голове, а Жорик размышлял: почему почва нервная? Хотя чего тут удивительного: любой станет нервным, если по нему всё время ходить ногами…
Но больше всего Жорику попадало за футбол. За футбол его ругала даже бабушка. С футбола он всегда приходил с каким-нибудь сюрпризом. Сюрприз, если кто не знает, это такая неожиданность для родителей. Вроде синяка под глазом, поцарапанных коленок или порванных сандалий. Чего-чего, а этого в футболе хватало. Поэтому Жорик часто приносил домой синяки и царапины.