Карасёнки-Поросёнки
Шрифт:
К третьему классу Вовка научился драться. А как тут не научишься, если от тебя всё время чего-то такого ждут. Однажды он даже стукнул по шее тихоню Бурашникову за то, что она обозвала его каланчой. Учительница сильно ругалась, но больше всего её возмутило, что Вовка стукнул Светку не кулаком, а учебником русского языка.
– Русский язык – велик и могуч! – кричала она. – На нём говорили Пушкин и Маяковский! Тебе должно быть стыдно за это!
Вовка так и не понял, почему ему должно быть стыдно за то, что Пушкин говорил с Маяковским на русском языке. Ему было стыдно
Вскоре с ним начали дружить все школьные хулиганы, и даже Толик Гусев, по прозвищу Гусь, одобрительно хлопал по плечу.
– Надо что-то делать, – говорила учительница родителям, которых вызывала в школу чуть ли не каждый день.
– А чтобы вы посоветовали? – испуганно спрашивала семякинская мама.
– Я бы посоветовала перевести его в другую школу.
– Нет, мы не будем его никуда переводить, – возражал семякинский папа. – У меня вот друг перевёлся в Америку, а толку?
– В каком смысле? – спрашивала учительница.
– В таком, что у него тут долги были, и там долги. Только тут в рублях, а там в долларах!
– От судьбы не уйдёшь, – тяжело вздыхала мама.
– Тогда займите его чем-нибудь. А то он на переменках кирпичами кидается. Купите ему мяч, что ли? Мячом он хоть голову никому не расшибёт…
Этот совет папе понравился, и он купил Семякину футбольный мяч. Настоящий! Белый, в чёрную крапинку.
Только от этого стало ещё хуже. Теперь с Вовкой, кроме местных бандитов, начали дружить и соседские. А что поделаешь, если футбол игра коллективная? Из-за этого футбола зловредная бабушка Бабарыкина умаялась пододеяльники стирать и, ложась спать, укрывалась ковриком.
А тут как раз передача шла: «В мире животных». Специальный выпуск для бандитов. И один кандидат педагогических наук по фамилии, кажется, Скворцов сказал, что для воспитания начинающих бандитов лучше всего завести щенка. Бандит начнёт его воспитывать и незаметно сам превратится в воспитателя. А воспитатель с воспитателем всегда договорятся.
В воскресенье папа побежал на собачий рынок. Там ему сказали, что лучшая порода для воспитания детей, конечно же, доберман-пинчер, потому что в Германии этими собаками охраняют тюрьмы. Услышав про такое, папа даже торговаться не стал и купил щенка за десятку, хотя просили пятёрку.
Щенок всем понравился. Он был маленький, чёрный и очень стеснительный. Если он делал лужу в коридоре, то ложился рядом и закрывал лапками мордочку. А если сгрызал мамины туфли, то не только закрывал лапками мордочку, а ещё и виновато повизгивал.
– Ничего, – говорил папа, – эта стеснительность скоро пройдёт. Просто надо набраться терпения и ждать.
Но сколько они ни ждали, стеснительность не проходила. Наоборот, она даже усилилась. Когда Бузьке исполнилось пять месяцев, он уже не помещался на кухне. А если заходил в большую комнату, обойти его можно было только по дивану.
– Да, стеснительный пёсик, – говорила
– Конечно! – уверенно отвечал папа. – Ведь я же его покупал.
– Тогда объясни, почему из него всё время лезет шерсть, – спрашивала мама и доставала совок.
С появлением Бузьки Семякину совсем житья не стало.
– Во! Идёт бандюга, – шипела зловредная бабушка Бабарыкина, когда Вовка выводил щенка во двор. – Ишь, и собаку себе завёл под стать. Такая укусит и не подавится.
Старушки на скамейке дружно кивали головами. И хотя не все были согласны со зловредной бабушкой, перечить ей никто не решался.
– Что ж это за порода такая? – спрашивала дворничиха тётя Маша. – Ты глянь, ростом с телёнка, а кучерявый.
– Самая что ни на есть бандитская порода, – радостно объясняла зловредная бабушка Бабарыкина. – Злоберман-гавчер называется.
Старушки ёрзали на скамейке и испуганно охали, а добрейший Бузька виновато шевелил мохнатыми ушами.
Каждый день Семякин воспитывал Бузьку «на злость». Он выносил из дома старый плащ и вешал его на ветку. На ветру плащ раскачивался, махал руками и зловеще шуршал.
– Фас! – орал Вовка, спуская караульную собаку с поводка.
Бузька реагировал моментально. Он оборачивался и лизал Семякина в нос. От этого нос у Семякина всегда сверкал, не то что всё остальное…
Так было до тех пор, пока Вовка не положил в карман плаща кусочек колбасы. Плащ с колбасой понравился Бузьке больше. По команде «фас» он бросился к дереву и съел кусочек вместе с карманом.
Это уже было что-то. Оставалось только придумать, как незаметно подложить колбасу в карман зловредной бабушке Бабарыкиной.
Семякин крепко привязался к Бузьке, но иногда Бузька здорово мешал.
– Вовка! Пошли в подъезд серу взрывать, – звал Толик Гусев, по прозвищу Гусь. – Я её в ключ набил. Жахнет так, что стёкла повылетают!
Семякин дёргался, но его держала привязь, на другом конце которой болтался Бузька. Не любил Бузька гулять в подъезде, и, как Вовка ни старался, сдвинуть с места щенка ростом с телёнка не удавалось.
– Подожди, я сейчас, – пыхтел красный от натуги Семякин.
– Да ну тебя! – отмахивался Гусь и скрывался за дверями.
Через минуту раздавался страшный взрыв, а через две – Гуся увозила скорая помощь. Ещё через полчаса он появлялся во дворе весь в бинтах, как герой войны, и шепелявил через щёлочку в повязке:
– Ну, как? Ш-ш-шила?
– Гав-гав! – вместо Семякина отвечал щенок, потому что у Вовки от зависти перехватывало дыхание.
И всё-таки однажды Бузька вспомнил свои немецкие корни. В тот день после уроков они гуляли по двору. Было тихо. В песочнице ковырялась Капа. Жорика забрали обедать. Доминошники ещё не вышли. Зловредная бабушка Бабарыкина, вооружённая большой кошёлкой, ускакала на базар. Старушки без своей атаманши разлетелись по домам.