Каратель
Шрифт:
— Вон, видите, два дома пятиэтажных стоят — Борис Анатольевич показал в окно на два здания бордового кирпича, резко контрастирующих с окружающими их серыми панельками. Кирпичные сооружения смотрели на мир темными, пыльными окнами.
— Это для пастухов построили, два дома со всеми удобствами. Ну, араты заселились, и начали там жить. Гадили там же, в жилых комнатах, где жили. Одну комнату загадят, идут в другую. Вот так весь дом засрали и оттуда выселились, опять по кочевьям разъехались. Дома уже несколько лет пустыми стоят, не знают, что с ними делать. Вот так и живем. На фабрике русские работают, местные или во всяких конторках сидят, умные лица делают, или стадами занимаются. Магазины были заполнены импортом, которого не видели «русские» города Сибири и Дальнего Востока, а получить
С приходом перестройки и гласности, ольцы решили, что они великие потомки Чингиз-хана, у которых русские были рабами. По городам стали ездить агитаторы, из числа местной интеллигенции, выученной в русских вузах, требуя возрождения величия ольской нации, возвращения на старо монгольский алфавит, на котором, до приходя в эти места русских, учили пятьсот человек при буддийских монастырях. Взрослые ольцы к этим призывам относились осторожно, то молодежь взорвалась. Власть от решения вопросов самоустранилась, пока не пролилась кровь. От срыва ситуации с резьбы и массовых беспорядков ситуацию удерживало то, что в условиях суровости местной природы, в каждом доме здесь, не важно, на каком языке в нем говорили, был ствол, гладкий или нарезной, а зачастую, и не один. А половина этих стволов, учитывая, что до семидесятых годов, они продавались в магазинах, даже сельских, вполне свободно, так и оставалась незарегистрированными, и во что может вылиться большая резня, никто не знал. Так, за этими политическими разговорами, время пробежало очень быстро, и мы стали прощаться с гостеприимным домом. Наш приглашали заходить вполне свободно, без всяких стеснений, в любое время, что мы, вполне искренне, обещали.
Развод на службу начался оживленно. Сегодня у нас были «покупатели». Участковый из местных, щуря хитрые щелочки глаз, над пухлыми щеками, которые уютно лежали на капитанских погонах, зазывал нас в экспедицию:
— Парни, мне завтра в тайгу надо двух человек? С меня транспорт и кормежка.
Я толкнул Славу и поднял руку:
— Есть два человека.
— Хорошо, завтра к десяти часам к отделу подходите.
— Хорошо, будем.
— Ты че? — зашипел на меня мой напарник: — Я завтра к Наташе собирался заглянуть.
— Блин, Слава, угомонись. Во-первых, ты знаешь, сколько лет Наташе?
— Нет. Завтра спрошу.
— Я у нее в комнате видел учебники за десятый класс, так что ты аккуратней активничай. А во-вторых, уже надоел этот городок, хочется еще чего ни будь посмотреть.
— ну ладно, толка в следующий раз ты сначала со мной посоветуйся.
— Обещаю, слава, в следующий раз, обязательно.
После развода Демон стал показывать мне, что очень хочет пить, тяжело дыша, вывалив из зубастой пасти длинный язык, и роняя густую слюну на землю. Пока я бегал в поисках старой широкой металлической банки, пока ее отмывал о следов соленой селедки, пока поил пса, к нам подбежал, с ярко горящими глазами, Слава и тревожно оглядываясь по сторонам, зашептал мне на ухо:
— После работы в гости пойдем? Местные девчонки пригласили Стаса и Леху — Слава кивнул на парней из отдела имени Первого Чекиста: — просили пару друзей с собой взять.
— Слав, я же с собакой.
— Ну, отведешь пса в казарму и приезжай, на адрес — напарник сунул мне в руку обрывок листочка из тетрадки в клеточку, с какими-то каракулями.
— Ну, ладно, подъеду. Постараюсь минут за сорок обернуться. С меня что-то надо?
— Пацаны говорят, что уже все куплено. Если пятеркой вложишься, будет хорошо.
— Да, без б… — я достал синюю купюру и отдал стоящему в сторонке Стасу, на что он благодарно кивнул.
Вечернее патрулирование было вполне привычным. Никто в нас не стрелял, мы тоже. Народ гулял, наслаждаясь прекрасной погодой, мы улыбались народу. Ничего не обещало беды. Солнце, махнув последним, багровым лучом, скрылось за горами, обещая завтра отличную погоду. Сразу же, резко, стемнело, чистое высокое небо усыпали миллионы звезд. Из освещенных окон раздавались громкие голоса людей. Отдельные темные тени, увидев наши светлые рубашки, старались побыстрее скрыться в темноте. После полуночи, найдя на скамейке у дома культуры двух вялых, хихикающих наркоманов, мы, подхватив их под руки, двинулись к зданию РОВД, сдавать дежурство. Помощник дежурного, недовольно скривившись, принял от нас двух, раскумарившихся, парней, и потащил из в камеру для отдыха, а мы, продиктовав, усердно заполняющему справку о результатах работы Пахому, свои свершения, начали разбегаться. В последние дни количество ночующих в казарме коллег стало как-то незаметно, но устойчиво, сокращаться. Но на службу прибывали все, без опозданий и нарушений формы одежды, поэтому на нашу личную жизнь внимание никто не обращал.
Демон с аппетитом смолотил кулеш, с разваренными косточками и хрящиками, оставленные возле его вольера солдатами— кинологами, благодарно ткнулся мне в руку лбом и, устало, полез в набитую соломой будку. Я сполоснулся холодной водой в умывальнике, одел свежие трусы с носками, джинсы, футболку, кроссовки, продел широкий офицерский ремень с кобурой в петли джинсов, провел ладонью по щекам. Вроде бы, бриться еще рано.
— Серега — я склонился над, задумчиво пьющим чай из граненного стакана, Пахомом: — Тебе Чекисты говорили, куда их в гости пригласили?
— Ну да, я адрес записал
— Мы с Вицке тоже туда же приглашены, так что нас не теряй.
— Аккуратней там, парни.
— Будем. Все, да завтра.
Верный мотоцикл затарахтел, фара зажглась, осветив ворота. Боец у калитки, завистливо вздохнув, выпустил меня и, загрохотал, за моей спиной, запорами, замыкая территорию роты охраны на ночь, а я, не торопясь, поехал в сторону райотдела. Поставив «Восход» у крыльца, чтобы не угнали к утру, я двинулся в ночную темноту. До нужного мне дома идти было два квартала, и я надеялся пройти их благополучно. Но, не случилось. Стоило мне углубится на территорию затихшего двора, как на асфальтовую дорожку вышло пятеро. Выбор — развернуться назад и спешить к райотделу или тупо идти вперед как-то не стоял. В этом городе милиционерам— «десантникам» отступать было нельзя, здесь тебя все знали, и за каждым твоим поступком следили внимательные, и не всегда, добрые глаза. Рука скользнула вниз и сомкнулась на пластике рукояти «Макарова», большой палец скинул кожаный язычок с металлической застежки-грибка, а затем, за два шага до любителей ночных прогулок, сдвинул вниз флажок предохранителя. Металлический щелчок в ночной тишине прозвучал очень отчётливо, и худые темные фигуры дружно разошлись, освобождая мне путь. Я, закрепляя успех, достал из кармана квадратную коробочку фонарика, и осветил мрачные физиономии аборигенов. Ребята, что-то недовольно заворчали, но сморщившись и прикрыв глаза руками, отступили еще на шаг в стороны. Тогда я, замирая и внимательно следя за силуэтами парней, прошел сквозь их строй. Мне оставалось пройти еще один квартал, и я, превратился в одно большое ухо, сканирующее пространство вокруг себя, особенно сзади. Получить палкой по голове или отверткой в почку не хотелось категорически. Но, вокруг было тихо, никто не шел за мной, впереди, тоже, не было слышно шепотков или шороха одежды.
Нужный мне дом был крайним в череде панельных пятиэтажек. Дальше было поле, по которому, пару дней назад, мы загоняли стрелка или его подельника. Левее горело несколько огоньков. Там, вытянувшись в две улицы вдоль извилистых рукавов Енисея, стояли дома частного сектора, в которых, я надеюсь, мирно спали Наташа и Глаша. А я потянул на себя заскрипевшую дверь искомого подъезда, постоял, прислушиваясь к тишине уходящей вверх бетонной лестнице, а потом, подсвечивая дорогу фонариком, двинулся вперед.
— Ну наконец то — дверь, даже не спросив — «кто там?», мне открыла прехорошенькая миниатюрная брюнетка: — заходите, меня Юля зовут, очень приятно, проходите в комнату.
Как и большинство обитателей Улуса, хозяева (или хозяйки) этой квартиры, жили совсем не стесненно, если иметь в виду жилую площадь. В большой квадратный коридор выходили многочисленные двери комнат и подсобных помещений, свет горел только на кухне, откуда высунула голову и помахала мне рукой симпатичная фигуристая блондинка в летнем платье в черный горошек. Я вымыл руки и шагнул в зал, посреди которого стоял большой стол, уставленный посудой.