Караул под «ёлочкой»
Шрифт:
космический корабль «СоюзТМ - 5»
Опасения Лахова оказались напрасными -переходить на ручное управление не пришлось. После четырех часов утра по московскому времени стрелка на бортовом хронометре успела отсчитать всего пятьдесят четыре секунды, как тормозной двигатель корабля автоматически включился в расчетном режиме, выплюнув в окружающее пространство оранжеворозовую струю раскаленного газа.
– ...Сто десять, сто одиннадцать, сто двенадцать, -Абдул, то и дело сбиваясь со счета, снова шепотом считал прыжки секундной стрелки по циферблату. Его лицо стало влажным от выступившего пота.
– Сто тринадцать, сто четырнадцать...
«По программе должно быть точно сто восемьдесят шесть», - Лахов почувствовал, что у него пересохло во рту от волнения. Сердце бешено колотилось в груди.
– ...Сто пятьдесят четыре, сто пятьдесят пять, сто пятьдесят шесть...
– длинные гибкие пальцы афганца замерли, судорожно сжимая четки.
«Если двигатель будет работать меньше ста восьмидесяти шести секунд, мы останемся на очень неустойчивой орбите, - подумал Лахов. Левая бровь у него вдруг нервно задергалась.
– Виток - от силы полтора - и корабль все-таки нырнет в атмосферу. Только вот где мы сядем, никто предсказать не сможет!»
– ...Сто семьдесят шесть, сто семьдесят семь, сто семьдесят восемь...
«А если двигатель проработает больше ста восьмидесяти шести секунд, то корабль уйдет на баллистический спуск, - напряжение росло и мысли Лахова стали путаться.
– Это значит, что «Союз» пойдет через атмосферу по слишком крутой траектории. Тогда перегрузка может стать просто убийственной!»
– ...Сто восемьдесят один, сто восемьдесят два, сто восемьдесят три...
«На баллистический спуск идти все-таки нежелательно, - Лахов мысленно встряхнулся, стараясь отогнать сковавшую его тело нервную слабость.
– Значит, так... Если сейчас на отметке «сто восемьдесят шесть» движок сам не отсечется, выключаю автоматику и перехожу на ручное управление. К ядреной фене, как говорил Валера!»
– ...Сто восемьдесят четыре, сто восемьдесят пять, сто восемьдесят шесть!
– Абдул уже почти кричал.
– Ну?!
– рявкнул Лахов и рванулся из кресла вперед.
Сзади, под днищем спускаемого аппарата, гулко хлопнуло, и наступила тишина.
– Есть!
– радостно выдохнул Моуманд.
– Получилось, Володя! Получилось!
Лахов, мгновенно расслабившись, рухнул в кресло. В наступившей внутри корабля тишине слышалось только мерное жужжание перегонявшего воздух вентилятора в углу кабины.
– «Протоны», двигатель сработал нормально!
– ожили динамики системы связи. Лахов узнал голос начальника Центра подготовки космонавтов генерал-лейтенанта Шаталина.
– Корабль идет по посадочной траектории! Штатный спуск, Володя, слышишь?
– Слышу, Владимир Александрович!
– кашлянув, прохрипел в микрофон Лахов. Ему все еще было трудно дышать.
– Идем на управляемый спуск!
Абдул ослабил фиксирующие ремни и приподнялся в кресле.
– Ты куда это собрался?
– опешил Лахов.
– Рыбок упаковать забыли, - Моуманд мотнул головой в сторону закрепленного под фонарем пакета с водой и осклабился:
– Кому биологи будут голову первому откручивать, а, Володя?
– Ах, мать их так и растак!
– Лахов свирепо заскрипел зубами.
– Ну, давай упаковывай. Только быстро!
Абдул аккуратно, стараясь не повредить полиэтиленовую упаковку, отодрал пакет от фонаря и осторожно положил в контейнер рядом с собой.
– Готово, командир!
– афганец открыл в улыбке блеснувшие жемчугом зубы.
«Союз» потерял орбитальную скорость и теперь, тормозясь уплотняющейся атмосферой, постепенно приближался к Земле. Ровно через двадцать минут после отсечки двигателя коротко рявкнула сирена, и в следующее мгновение сильный толчок возвестил об отстреле приборного отсека.
– Прошло разделение отсеков!
– доложил Лахов и скосил глаза в сторону Моуманда.
– Абдул, сейчас войдем в плазменную зону, радиосвязь временно пропадет. Я тебе очень рекомендую посматривать на иллюминатор. Ты еще никогда не летал внутри горячей плазмы? Вот и смотри, зрелище впечатляющее!
Афганец покорно повернул голову к округлому окошку, перебирая четки легкими, привычными движениями пальцев.
Спускаемый аппарат на высоте нескольких десятков километров несся сквозь воздушное пространство над побережьем Северной Африки, оставляя за собой бело-серый дымный след. Медленно возрастая, невидимой тяжелой тушей навалилась перегрузка. По постепенно черневшему от оседавшей копоти иллюминатору кабины поползли змеящиеся разводы сгоревшего теплоизоляционного покрытия.
Потом перегрузка резко ослабла. Сзади, глубоко под креслами, за обшивкой кабины, раздался короткий грохот, и космонавты почувствовали ощутимый толчок.
– Сброшен теплозащитный экран!
– вполголоса прокомментировал Лахов.
– Сейчас пойдут парашюты!
Вверху, внутри стенки отсека, что-то металлически лязгнуло, послышался нарастающий свист, сменившийся переливчатым клекотом, и мгновение спустя корабль сильно рвануло вверх.
– Я - «Протон», прошло наполнение парашюта!
– сообщил в микрофон Лахов и весело подмигнул Моуманду.
– Теперь, Абдул, мы можем с тобой хоть песни петь!
– «Протон», здесь борт триста сорок три, группа наблюдения, - раздался чей-то незнакомый голос из динамиков.
– Вижу оранжевый купол парашюта над кораблем! Раскрытие парашюта штатное!
– Здесь борт двадцать восемь, - пробился сквозь эфир еще один голос уже с другого вертолета.
– Подтверждаю раскрытие парашюта над объектом! Буду садиться рядом с кораблем и обеспечивать эвакуацию экипажа! Владимир Афанасьевич, готовьтесь!
– Вот, пожалуй, и все, Абдул, - небритое лицо Лахова расплылось в усталой улыбке.
– Кончились наши с тобой приключения...
– Эттихад-э-шурави - Советский Союз - самая лучшая в мире страна, - сказал Моуманд восторженным голосом.
– И техника у вас - тоже самая лучшая!