Кардиффская команда
Шрифт:
– Дай передохнуть, Венера, сказал Сэм, я слишком стар за юбками бегать.
Марк рассмеялся, как умел только он один, а Уолт постучал Сэму по голове костяшками пальцев.
– Давайте переведем parce как полегче. Горацию было всего лишь за сорок, но он уже лысел и жирел.
6
Сайрил посовещался с шофером, ждавшим его и не желавшим слышать о том, чтобы отпустить его с Сэмом и Уолтом пешком до Пивной Георга V; уж лучше он отвезет их туда на "роллсе". Он высадил их на Марсо безо всякой надежды найти стоянку.
– Мог бы высадить нас на самой обочине
– Это, объяснил Уолт, одно из наших мест после разведки.
– Мы с Уолтом уходим подолгу бродить, сказал Сэм, чтобы побыть вместе, ищем разные места, улицы, что угодно. Мы зовем такие прогулки разведками. Иногда с нами ходит Марк. В этом смысле он четкий.
Сайрилу, как впоследствии отметил Сэм, никогда не доводилось бывать среди людей, а уж с двумя отъявленными плутами - и подавно.
– Сегодня молодые господа втроем, сказал официант, и что будем заказывать, messieurs?
– У меня нет ни гроша, жалко прошептал Сайрил.
– Угощаем, отозвался Уолт. Три picons.
– Три Коки! Три!
Французская дерзость. Сайрил пришел в ужас, Сэм показал спине официанта средний палец.
– А мы тебе даже нравимся? спросил Сэм, покрутив перед Сайрилом пальцем. Моя мама, Дэйзи, пишет три таких длинных больших холста, мы возьмем тебя с собой и покажем, там множество фигур и вещей, вроде плаката, это много-много месяцев занимает. Очень реалистичные: она говорит, что абстракции - что куличи песочные. Фрэнсиса Бэкона(15) даже не упоминай. Его картины она воспринимает как личное оскорбление. Я в том смысле, что мы у Марка вместе застряли. Мы-то с Уолтом вместе с пеленок, поэтому я все про него знаю.
– Если не считать того, о чем он думает и что воображает, парировал Уолт.
– Да. Но это ты сам мне расскажешь, а кроме того я все равно знаю.
– Сэм пытается докопаться, сказал Уолт, только до того, насколько Сайрил от нас отличается. У нас нет отцов, а у него, как он сам говорит, в данный момент нет маман. Он живет сам по себе возле Бажатей, а мы - centre ville(16). У нас, я думаю, больше свободы и равенства, остается только братство, и вот именно к нему мы и стремимся.
– Признайся, что мы тебе нравимся, сказал Сэм.
– Да, ответил Сайрил.
– Добавь - пока, сказал Уолт. Если кто-то нравится, значит, нравится и то, что нравится им, будто делишься. Мы с Сэмом не много ребят знаем, потому что мы другие, по-своему, люди от нас шарахаются.
Похоже, Сайрила это встревожило.
– Марк говорит, чтобы мы тебя не отпугивали, а подружились.
– Киты, произнес Сэм, вот что такое автобусы, вон те два, что к мосту рвутся.
Уолт качнулся на стуле назад, засунул руки в карманы и расцвел улыбкой.
– Давай подружимся. Сказал он. Обнюхаем друг друга, как хорошие собачки. Ты Сайрил. Мы - Уолт и Сэм. Марк с нами заканчивает до les vacances(17). Набивает нас культурой.
– Нянчится с нами, добавил Сэм.
– Марк - ассистент Маман в некотором роде, а мать Сэма - лучшая подруга моей.
Еще один лучший друг Маман - можно сказать, наверное, Марк.
– А что они делают, спросил Сайрил, месье Бордо с твоей матерью?
– Ну, ответил Сэм, отвечая за Уолта, чей рот был набит, они вместе читают книжки, делают заметки, обсуждают всякое. На прошлой неделе, например, они читали Шпенглера(18), абзац за абзацем, говорили о нем, записывали что-то.
Что-то насчет эпохи и стиля. Сидят очень близко друг к другу. Пенни вплетает свои пальцы в волосы Марка, а тот целует ее в затылок. Марк ей печатает на машинке, книги приносит, ищет что-нибудь в библиотеках. А ближе к концу дня они ебутся. Если у них получится ребенок, мы с Уолтом будем менять ему пеленки, присыпать тальком и брать с собой в разведку.
– А что такое Шпенглер? спросил Сайрил.
– Совершенно лысый немец, написавший толстую книгу о том, что у всего есть стиль.
Уолт едва уловимым взглядом показал Сэму на длинного мальчишку в cabine telephone(19) на углу, чьим единственным одеянием были воздушные штанишки до колен, так низко съехавшие с бедер, что бумажник, заткнутый одной половинкой сзади за пояс, стягивал их почти на самые ягодицы. Животик плоский, как доска.
Грязные босые ноги.
– Принято к сведению, кивнул Сэм. Марлевые штаны от пижамы и под ними ничего. Глянь - тупая девка из Атланты на террасе, виски заказывает.
– Такова наша антропология, сказал Уолт Сайрилу. Иногда мы взаимодействуем с субъектом, но чаще просто наблюдаем и обмениваемся замечаниями, хотя обычно знаем, о чем думает другой. Вчера мы вогнали в фонарный столб один костюм-тройку в котелке тем, что целовались и хватали друг друга за промежности.
Комочек сайрилова носа задергался, большие серые глаза стали круглыми, как франки, а рот сжался в кривую улыбочку.
– Зачем? спросил он.
– Сводим счеты. Костюм-тройка в котелке, получивший по башке от столба, - очко в нашу пользу.
– Я в смысле, проговорил Сайрил, сглатывая, хватать.
– О, мы всегда так делаем. От этого мы счастливые.
– На самом деле, сказал Сэм, мы цивилизованы в разумных пределах, нас вышколили, чтобы мы заняли свое место, как выражается Маман, в аристократии отрочества, которая правит Францией со времен Третьей Республики(20). Поэтому вместе с семинаром Марка для двенадцатилетних гениев, который, кто знает, когда-нибудь может стать таким же известным, как семинар Александра Кожева(21), мы увлекаемся городской антропологией, анархией и сексом.
– Сексом, повторил Сайрил, глядя в свой пустой стакан. Мне через месяц и два дня будет двенадцать.
– Твой страж, сказал Уолт, многозначительно смотрит сюда. Послушай, скажи ему, что мы идем на разведку. А еще лучше - отправь домой.
Сайрил глубоко вдохнул, посуровел и ответил, что попробует.
– Господи, сказал Сэм. Так вляпаться - с нянькой и "роллсом" вместо коляски.
Кажется, до чего-то договариваются. Сайрилу хочется поменяться: свободное время с нами на то, чем шоферу надо бы втихушку заняться днем: белотом в бистро, полуденным трахом или рыбалкой с пирса на набережной.