Кардиффская команда
Шрифт:
– А почему ему нравились таксисты? спросил Сайрил.
– Большое красное колесо - это la grande roue de Ferris(33), американского инженера. На нем катаешься, сидя на сиденье, оно везет тебя наверх и на другую сторону, потом вниз, так что все кишки у тебя переворачиваются вверх тормашками и наперекосяк. Три плаката: тот, что слева, - слово, заканчивающееся на АЛ, и Пенни еще не обнаружила, что это за слово, АСТРА - это компания, которая строила аэропланы, а потом ДЕЛОНЭ: так подписывался и Робер, и Соня(34), поскольку она иллюстрировала книжку Блэза Сандрара(35), у которого была одна
Пенни сейчас прописывает их штаны и футболки, носки и бутсы, их эволюцию дизайна. Все на этой картине только-только родилось на свет.
11
Марк поскребся в дверь к Уолту на заре, просвистев три ноты.
– Марк? прошептал Уолт, приоткрыв один глаз. Что такое?
– Купанье перед завтраком, Тигр. Джинсы, тенниски и свитер - больше ничего с собой не нужно. Даю тебе три минуты.
– Святый боже!
– Одна.
– Ты не шутишь?
– Две.
Голый Уолт на цыпочках выскочил наружу, одной рукой схватив со стула джинсы, другой - подобрав с пола носки и тенниски. Марк отправил его обратно за свитером - комод, нижний ящик.
– Пенни спит, прошептал Марк. В самом низу.
– Би - тоже, аж слюни пускает. Мне надо пописать.
– В спортзале, пять минут.
– Мне еще трусы надо. А майку?
– Перебьешься. Тапки внизу наденешь.
На бульваре, застегивая ширинку, оглаживая себя по лицу рукой, Уолт вприпрыжку несся следом за Марком, то и дело сбиваясь с шага, чтобы не отставать.
Club Sportif Hermes(36). На тонкой золотой цепочке у Марка на шее висел ключ от него. Устланный ковром вестибюль, стены молочного стекла. Яркие лампы по коридору, длинный бассейн с ясной зеленой водой, холодной на запах. Из-за ряда шкафчиков донеслось "bonjour"(37), а следом появился высокий смуглый, как желудь, парнишка с отливающими медью волосами, в одной спортивной фуфайке цвета овсянки.
– Рановато сегодня, зевнул он.
– Писсуары вон там, показал Марк Уолту, который уже начинал пританцовывать.
Генерала мы опередили, я гляжу.
– И меня чуть не определи. Когда у тебя две девчонки, одна рано или поздно про вторую узнает, что скажете? Как в кино.
– Две девчонки! сказал Уолт. Здрасьте, я Уолт.
– Жан-Люк, улыбнулся служитель. В такую рань меня не может волновать, что пятнадцати тебе явно еще нет.
– Уже близко, ответил Марк. Он член семьи. Я провел ночь с его матерью, а он - с дочерью материнской лучшей подруги, его возраста.
– Mon Dieu!(38) воскликнул Жан-Люк. А я уже слышу генерала.
Марк без единого всплеска нырнул в воду с короткой доски, за ним Уолт, вразмашку запрыгавший по воде за ним следом, словно бодрый тюлень. Сошлись они на дальнем конце и плечом к плечу оттолкнулись от бортика, Марк по-дружески замедлил свой кроль.
– Четыре круга, сказал он.
– Сколько скажешь, отфыркиваясь, ответил Уолт.
– Четыре круга.
Старый генерал, розовый и рыхлый, при помощи Жан-Люка извлекал себя из сложных конструкций брюк, подтяжек и теплого нижнего белья, когда Марк с Уолтом подтянулись и выкарабкались на край бассейна, еле переводя дух.
– Замерз?
– Не-а. Хорошо.
– Вон, генералу, видишь, - все восемьдесят.
– У него яйца болтаются, как у козла.
Уолт, когда бывал счастлив, нес околесицу. Вот у Марка яйца, заметил он рассудительно, - тугие и пухлые, как у него самого. А старому генералу, кажется, нравится Жан-Люк, он ведь правда симпатичный, да?
Генерал плюхнулся в бассейн в гейзере брызг, а Жан-Люк стукнул себя кулаком по лбу и сгреб в ладонь свои причинные.
– Маман говорит, что я полиморфно перверсивен или поливерсивно перморфен, поэтому Би одевается мальчиком, который может сойти за моего брата или лучшего друга по имени Сэм.
– А тебе того и надо. Еще Пенни сказала, в смысле - мне, что я должен с тобой подружиться, не столько как отец, для этого я немножко молод, сколько как старший брат. Двоим мальчишкам и Би в роли Сэма легче возиться и валять друг с другом дурака, не привлекая недолжного внимания публики.
– Тебе восемнадцать. Ты же старый.
– Только не здесь, не при генерале. Который, кажется, тонет.
– Жан-Люк, похоже, делает вид, что сегодня - не его день.
– Так как ты думаешь - получается у меня старшего брата изображать?
– А я тебе нравлюсь?
– Нет, конечно. Ты - тошнотный пацан, который чёрт-те чем занимается в свои двенадцать лет при полном одобрении своей милой умницы-мамы, у которого феноменальный коэффициент интеллекта, он очарователен и поэтому, насколько меня поставили в известность, рукоблудит, рассматривая голландские издания, иллюстрированные голландскими мальчиками, которые начали теребить себе пиписьки еще в подгузниках, а теперь вступили в развитую фазу счастливого идиотизма.
Уолт нахмурился.
– Пенни не ябедничала. Скорее предоставила информацию мне как другу и старшему брату.
Уолт пятками взболтал воду. Жан-Люк помогал сопевшему генералу выбраться из бассейна, обмотав себе шею двумя большими полотенцами.
– Стоит только подумать, что я обогнал Маман, обычно выясняется, что я отстаю.
Би - тоже? Ты нас обоих зацапал бы, разве нет?
– Все лучше и лучше.
– Я, наверное, запутался. В хорошем смысле запутался, не в плохом.
– Ничего, разберемся по ходу дела. Купание сегодня - это начало. Занимайся с ним, сказала Пенни. И я подумал: а не взять ли тебя с собой в этот зал поплавать голышом, пока девчонки спят или, может быть, не спят, а впечатления сравнивают.
– Ты так думаешь?
– Девчонки есть девчонки.
12
В "Гран-Короне", за столиками на trottoir(39) Сэм и Уолт в новых норвежских синих бриджах, горчичных пуловерах, толстых белых носках и теннисках. Пенни, Дэйзи и Марк.
– Нам шмутки нравятся, сказал Сэм, обхватывая Уолта рукой за плечи.
– Я пока дважды услышал какие очаровательные мальчики в музее и один раз - они близнецы?
– а кроме этого некий почтенный господин неровно задышал, когда пострелята держали руки в задних карманах друг у друга гораздо нежнее, чем он привык.