Карельский блицкриг
Шрифт:
Спаслись в ледяной воде с утонувших или перевернутых лодок могли единицам. В основном это были те солдаты, чьи лодка перевернулись у самой кромки берега и у них, хватило сил выбраться из воды. Те же, кто оказался в воде на средине реки, погибали в её темной воде без приметы и следа.
Картина была страшной. Люди гибли на глазах у своих товарищей, а те не в силах их спасти, яростно налегали на весла, чтобы как можно быстрее преодолеть этот роковой рубеж.
Злость к финским пулеметчикам у солдат роты старшего лейтенанта Супонина, была такова, что едва ступив на берег, они
Пригибаясь среди поваленных стволов деревьев, солдаты приблизились к пулеметному гнезду и забросали его гранатами. Справедливость восторжествовала, но она не изменила общего рисунка боя. Финские артиллеристы методично и уверено продолжали вести огонь со своих закрытых позиций.
Увидев, что первая волна русские лодок сумела преодолеть водную преграду, финские корректировщики перенесли огонь своей артиллерии. Теперь их снаряды стали рваться на подступах к северному берегу, стремясь создать огневой заслон на пути роты капитана Доброва, заставить их отступить обратно.
Быстро наступившие сумерки не позволяли финнам вести прицельный огонь, своевременно перенося его с одного репера на другой. Это обстоятельство заметно снизило процент потерь среди второй роты. Соединившись с потрепанными взводами старшего лейтенанта Супонина, она перешла в наступление, и к половине шестого вечера закрепились в прибрежной роще и небольшом рыбацком хуторе.
Находившаяся на южном берегу, рота Любавина должна была последовать вслед за ними и помочь главным силам батальона удержать и расширить плацдарм, но проблемы с плавсредствами не позволили им сделать это.
Все резиновые лодки были посечены осколками снарядов и шрапнелью, и третьей роте пришлось дожидаться подвоза замены. Деревянные двухвесельные лодки прибыли к переправе только в девятом часу вечера, когда сражение на северном берегу уже подходило к концу.
Первая попытка финнов выбить советских солдат и сбросить их в Бурную закончилась неудачей. Брошенный в атаку батальон капитана Мюллера был встречен плотным огнем и вынужден был отойти, неся потери.
Обозленные неудачей финны стянули к роще, где держала оборону рота Доброва всю артиллерию, и ударили из всех стволов. В течение часа, по русской обороне били из пушек, минометов и крупнокалиберных пулеметов.
Огненные сполохи, обрушившиеся на рощу, были хорошо видны с южного берега. Не нужно было быть великим стратегом, чтобы понять, что роты Доброва и Супонина оказались в тяжелом положении. Как им была нужна огневая поддержка, пусть даже неполной батареи, но сейчас, немедленно.
– Да где же наша артиллерия!? Ведь нам обещали прислать гаубичную батарею! Сколько можно ждать, ведь наши долго там не продержаться!
– в сотый раз обращался он к комбату Гусыгину и в ответ слышал ругань, как в свой адрес, так и в адрес начальства.
– Не разводите панику, Любавин. Сколько надо столько и продержаться. Капитан Добров опытный командир, нечета некоторым. А, что касается гаубиц, так их направили к третьей переправе. Там наметился успех, а нам приказано подождать.
– А у нас, здесь, что?! Отвлекающий маневр?! Столько людей положили!
– Старший лейтенант, я запрещаю вам обсуждать приказ командования. Сказано ждать, значит ждать! Там наверху лучше знают, кого сейчас поддержать, а кого оставить на потом.
Пока высокое начальство 'делало думато', финны закончили перемалывать рощу и усилив наступательные ряды ещё одним, подошедшим с марша батальоном. На этот раз успех был на стороне командующего объединенным отрядом майора Шрове. Роща была полностью зачищена от русских солдат, после финны навалились на роту Супонина.
К этому моменту понтонеры подвезли лодки, и Любавин был готов начать форсирование реки, но Гусыгин медлили с отданием приказа. Капитан уже доложил в полк, об успешном форсировании реки и захвате плацдарма ротами его батальона. За свой доклад он получил благодарность от комполка, который поспешил доложить комдива, а тот комкора. Все было хорошо, все были довольны и перед капитаном стоял вопрос, что делать дальше.
Видя, какие потери понесли роты при форсировании реки, возникал вопрос о целесообразности переправлять на тот берег третью роту, а вместе с ней и штаб весь батальона. Идти в ночь, неизвестно куда, Гусыгину очень не хотелось, тем более у него была веская причина, слишком поздно были доставлены лодки.
Все было ничего, но третьей ротой командовал Любавин, которого капитан недолюбливал. За глаза он называл Любавина 'принцем Савойским', подразумевая доморощенность суждений старшего лейтенанта.
Будь его воля, он первым бросил на форсирование реки роту Любавина, но она как на грех застряла на марше и в бой, пришлось послать роту Супонина.
Опасение капитана в том, что Любавин не даст ему спокойной жизни, появились немедленно, едва прибыли лодки.
– Бой в районе рощи затих и по докладу наблюдателей переместился в квадрат 24-12. Нам необходимо как можно быстрее начать переправу, чтобы помочь нашим товарищам - настаивал Любавин, но у Гусыгина было иное мнение.
– Зачем зря рисковать людьми? Наши наверняка отбили атаку врага в районе рощи, и теперь они пытаются прорвать нашу оборону в другом месте. Если бы Доброву нужна была бы наша помощь, он бы подал сигнал двумя белыми ракетами. Их нет, значит, они справляются своими силами. Наступит утро, тогда и начнем переправу.
– Добров может быть убит или ракетчик не смог подать условный знак. Посмотрите, как там стреляют, в любом случае наша помощь там не помешает - настаивал Любавин и, чувствуя, что стралей просто так не отступит, Гусыгин пустился на примитивную хитрость.
– Слишком много может быть в ваших рассуждениях, а мне нужно знать точно, что делать. Пусть ваши солдаты будут готовы к началу переправы, а я поду свяжусь с комполка - сказал Гусыгин и удалился в штаб. Капитан решил, продержать на морозе строптивого лейтенанта, чтобы тот, замерзнув, сам отвел своих людей от переправы.
Расчет был верным, но на беду Гусыгина в его отсутствие к переправе подошел батальонный комиссар Маркелов. Именно он отправился к саперам выбивать лодки для роты Любавина и вопреки надеждам комбата вернулся на ночь, глядя, не оставшись в теплом штабе полка.