Карельский блицкриг
Шрифт:
– Одного выстрела мало! Ты слишком медлил! Зарядить орудие снова!
– потребовал капитан, и артиллерист покорно подчинился. Разумный финн предпочел не связываться с психом. В конце концов, он только выполнял приказ офицера.
Прошло меньше минуты, как прогремел второй выстрел, а затем и третий. Он был необходим капитану для чистоты эксперимента.
Этот случай вызвал большой переполох. Все три снаряда упали на территории СССР и принесли ущерб пограничной заставе, охранявшей этот участок границы. Взбешенное начальство перевело Пуккенена в другую часть, находящуюся в Карелии, а на протест советской стороны ответило, что понятия не имеет о причинах взрывов на советской территории.
Много лет позднее, прогрессивные рассеянские исследователи придут к выводу, что в этом инциденте виновата исключительно советская сторона. Выстраивая хитроумные догадки и предположения они докажут не имея ни одного факта, что это дело рук чекистов. Как они это сделали, открыли огонь по заставе из глубокого тыла или тайно, под покровом ночи перетащили через границу орудие и с финской территории дали несколько залпов по своим, не суть важно. Все это детали. Чекисты и злобный Сталин виноваты, что называется априори, по факту своего существования.
Обстрел советской территории и издевательское предложение финнов для предотвращения подобных инцидентов впредь отвести войска от границы на расстояние в двадцать пять километров, переполнило чашу терпения Кремля.
Газета 'Правда' вышла с разгромной статьей 'Шут гороховый на троне' в адрес финского президента Каллио. Товарищ Жданов торопливо собирал новое финское правительство, а Кировская железная дорога завершала переброску людей и техники на север. Часы истории отсчитывали последние часы мирного времени. В конце ноября финскому послу в Москве была вручена нота о разрыве отношений и началась малая война, имевшая все шансы перерасти в большую.
Глава VI. Переправа, переправа, берег левый, берег правый.
Переход через границу с Финляндией прошел спокойно и без особых хлопот. Застигнутые врасплох финские пограничники не оказывали какого-либо серьезного сопротивления. Некоторые солдаты наподобие немцев подхватили дорожный шлагбаум на границе и дружно, под озорные прибаутки откатили его в сторону, символично открывая дорогу Красной армии. Другие сбивали с таможни эмблемы с финским львом и этим остались довольны.
Совсем по-другому вели себя советские пограничники. У них были свои давние счеты с сопредельной стороной, которые отражались в названиях застав, данных в честь погибших героев пограничников или их именах, навечно зачисленных в списки гарнизонов застав.
Свой переход границы они отмечали по-особому. Вооружившись пилами, они с особой тщательностью выпиливали финские пограничные столбы, а потом присыпали землей места, где они находились.
Действуя так, они четко и ясно говорили всем и вся, что больше этого пограничного рубежа уже не существует, а где будет новый, это мы ещё посмотрим.
В подавляющем большинстве у солдат, что вторглись в Финляндию, настроение было веселое. Свою роль в этом сыграл недавний польский поход, а также действие агитаторов, которые две недели усиленно обрабатывали личный состав полков и дивизий. Благодаря этому, солдаты были уверены, что финская армия откровенно слаба и малочисленна, и достаточно только один раз хорошо ударить как она побежит без оглядки, подобно тому как бежали поляки.
Кроме того, солдаты были уверены, финские трудящиеся мобилизованные капиталистами в армию, только и ждут прихода советских братьев. Что стрелять они не будут, а будут оказывать всестороннюю помощь бойцам РККА.
В несколько ином виде, но полностью схожим по своему настрою, виделась война и многим командирам, ведущим в бой своих бойцов. На преодоление предполья они отводили пять дней, примерно столько же планировалось потратить на преодоление финских укреплений. Не больше неделе уходило на взятие Выборга, а затем марш-марш на Хельсинки и конец войне.
Успехи польского похода основательно вскружили голову отцам командирам, и они были уверены, что к концу декабря, в худшем к Старому Новому году они закончат свой освободительный поход.
Истинное положение дел, о том, что финны готовы оказать упорное сопротивление не знал ни командарм Яковлев, руководивший всей этой массой войск вторгшихся в Финляндию, ни командующий Ленинградским округом Мерецков. Отдавая приказ о начале боевых действий, нарком обороны посчитал лишним разводить страсти среди высшего командного состава.
– Лишнее это все. Вы же знаете, как это у нас бывает. Поступит директива сверху, и начнут каждого куста бояться, проявлять излишнюю предосторожность - говорил Ворошилов, отвечая на предложение Шапошникова, ознакомить руководство Ленокруга с полученными разведывательными сведениями.
– Его задача прорвать финскую оборону, вот пусть он её и прорывает, не отвлекаясь на другие задачи. Тем более что именно его штаб разработал план прорыва 'линии Маннергейма' и вы, Борис Михайлович, утвердили его без серьезных замечаний. Пусть люди попробуют свои силы в проведении наступательной операции.
– Меня беспокоит тот факт, что этот план создан на основе устаревших разведданных, срок которых более полугода. Всестороннего обследования финских укреплений перед началом боевых действий командармом Мерецковым не проводилось. Знай, я об этом ранее, никогда бы не поставил свою подпись под этим планом операции.
– Ну не успел провести командарм перепроверку разведданных из-за цейтнота, в котором мы оказались. Да, дал немного маха, что теперь, всю операцию отменять?
– с нажимом спросил нарком, прекрасно зная, что Шапошников не рискнет предложить Сталину перенести начало операции на поздний срок. Время работало против Советского Союза, ибо каждый день, только укреплял силы его будущего врага.
– Я считаю, что нужно предупредить командарма Мерецкова о возможных трудностях, что могут возникнуть при прорыве финских укреплений - предложил командарм, но нарком не услышал его опасений.
– Так мы им столько войск, танков и артиллерии дали, что они спокойной разнесут финнов к чертовой матери. Да и не успели они там за полгода ничего серьезного построить - отрезал нарком полностью уверенный в правоте своих слов и силе руководимой им РККА.
В том, дело обстоит несколько не так, как это планировалось, старший лейтенант Василий Любавин убедился в первый же день наступления на предполье 'линии Маннергейма'. Как имевший опыт боевых действий, его полк был переброшен к финской границе для прорыва вражеского укрепрайона.