Карьеристки
Шрифт:
— Тоже мечтает быть писателем?
— Уже получил грамоту на конкурсе юных поэтов! — Виктор Игоревич непроизвольно вскинул подбородок, говоря о сыне, достал мобильный телефон, посмотрел время:
— Без четверти час! Пора дальше бежать, мне еще в издательство надо заехать.
— Нет-нет, я тебя не отпущу, пока не позавтракаем вместе.
— Уже обедать впору, а ты — завтракать!
— Могу чем-нибудь существенным накормить, поищу в холодильнике. Не надо будет время на обед тратить, поедешь прямо в издательство.
— Ну уговорила. Где у тебя руки можно помыть?
Вскоре Кристина пригласила Рубальского на кухню. Пока она разогревала в микроволновке курицу-гриль, пока нарезала салат, успела между делом подкрасить ресницы, замазать тоном привычные веснушки на носу и убрать блеск с кожи спонжем с пудрой.
Гостя она посадила так, чтобы солнечный луч освещал ее лицо, все еще молодое и эффектное. Теперь ее уверенность в себе возросла. Макияж для женщины что кортик для морского офицера.
И гость, сев на табуретку у кухонного стола, сразу оценил ее внешность:
— Да ты красавица, Кристи! Куда только наши мужики смотрят? Ты ведь одна живешь?
— А ты смотри, смотри на меня, Витюша …
Рубальский смутился, замолчал, отвел взгляд. Он не имел намерений переводить отношения с Кристиной в русло романтических, но она его смущение поняла по-своему. Тут же вскочила, достала из шкафчика бутылку водки и две стопки. Сама и разлила прозрачную живительную влагу:
— Совсем забыла! Для аппетита каплюшку!
— Мне вообще-то по делам еще ехать…
— Делам одна стопочка не помешает! — Кристина приподняла свою стопку, призывая гостя последовать ее примеру.
Рубальский, как и многие писатели, был неравнодушен к спиртному, хотя и держал себя в рамках. Внезапно замеченная красота коллеги по Союзу открыла эмоциональные шлюзы, и он уже не мог противиться сорокоградусной злодейке.
Одной рюмкой дело не обошлось, росла и горка куриных косточек на столе. Незаметно бутылка опустела на две трети, и теперь болтовня приняла совсем интимный характер. Кристина придвинула свою табуретку вплотную к табуретке Виктора, обняла его за плечи, продолжая рассказывать какую-то байку из жизни писателей. Он машинально опустил свою руку на обтянутое трикотажем бедро. Почувствовал, как напряглась мышца под его ладонью. В следующий момент женские пальчики ощупывали застежку его безупречно наглаженных брюк.
— К-кристя! Сейчас не в-время. Мне же надо идти, редактор т-только до четырех часов будет на рабочем месте. Ч-черт! Кажется, язык уже… не того …
Рубальский собрал волю, сосредоточил взгляд на часах, висящих на стене кухни: маленькая стрелка устремилась к цифре три. И не только намеченный заход в издательство, сколько смущение от натиска Кристины, абсолютно для него неожиданного, выталкивало гостя из квартиры.
— Позвони ему, Витюша, скажи, что задерживаешься.
Кристина, в отличие от Рубальского, была почти трезва, ограничась только первым тостом. Затем дважды тайком переливала водку из своей стопки в чайную кружку, стоящую рядом, а потом уже и таиться не приходилось: гость просто не замечал, что подливали только ему.
Пока Рубальский звонил по мобильному и, слегка запинаясь, обсуждал с редактором дела, Кристина разлила оставшуюся водку, на сей раз плеснув и себе.
Нажав сигнал отбоя, Рубальский с воодушевлением объявил:
— Редактор дал отбой, ему срочно надо ехать на к-канигу… черт, книготорговую базу! В общем, он перенес в-встречу! Давай по такому случаю еще по рюмашке.
Они чокнулись и выпили. А потом прикончили и заначку Кристины.
На кухне уже нечего было делать. Переместились в спальню. Кристина говорила Виктору много льстивых слов о его книгах, статьях, общественной деятельности. Он чувствовал, как у него за спиной вырастают крылья, и потому охотно позволил снять с себя галстук. Рубашку и брюки он снимал уже сам.
Когда оба в изнеможении откинулись на подушки, Кристина хладнокровно сравнивала нового любовника с юнцом. Витя чуть не дотягивал по анатомическим данным до предшественника, зато был более искусен в ласках.
Потом поели еще раз, и ближе к вечеру гость ушел. Оказывается, он обещал сыну съездить вместе с ним в компьютерный магазин, купить какие-то гаджеты. Перед сыном Рубальский всегда держал слово. Кристина похвалила его за обязательность и, по-семейному поцеловав в щеку, выпроводила за дверь.
Через два часа она ожидала в гости своего юнца.
Аня Куприянова на следующий день после вечеринки у тети Риты тоже находилась дома, потому что у нее начался отпуск. Дома — это в маленькой полутемной комнатушке, которую она снимала в большой коммунальной квартире. Хозяйка, сдававшая комнату бойкая пенсионерка, жила рядом, за стеной.
Аня вспомнила, что прошло уже несколько дней, как она обещала тете Рите отправить по электронной почте рукопись, но все не могла выбрать время, чтобы слегка отредактировать ее перед отправкой. Тетя советовала ей писать о том, о чем Аня хорошо знает: о кошках, собаках, морских свинках и прочей живности. Но ей хотелось писать о возвышенном — любви, ревности, изменах, о том, что волновало ее в настоящий период больше, чем в общем-то любимые ею зверушки.
Аня устроилась в стареньком продавленном кресле, положив на колени ноутбук, вывела на экран нужный текст, но вдруг почувствовала неукротимый позыв тошноты. Едва успела выскочить из комнаты и добежать до раковины на кухне: в коммуналке не было ванной комнаты, а уборная вечно была занята, так что неприглядная картина Аниного бедствия оказалась на виду у соседей. Они тут же начали честить ее, те, кто видел, что она вчера поздно вернулась домой, обвиняли еще в пьянках-гулянках. Аня сполоснула лицо, вымыла раковину и молча удалилась к себе в комнату. Но продолжить работу не удалось. Почти сразу без стука в комнату вломилась хозяйка, заняв своей объемистой тушей все пространство. Подслеповатым, но цепким взглядом осмотрела целостность своей мебели, сбросила с колченогого стула одежду Ани и сама уселась на него, поставив посреди комнаты. Стул скрипнул и зашатался, но выдержал вес крепкой еще старухи.
— Вот что, голубушка, — без всяких предисловий взяла обвинительный тон хозяйка, — отвечай без утайки: сколько недель беременности?
— Да я… да мне… А откуда вы знаете?
— Чай, не вчера родилась, дорогуша. Да и по работе насмотрелась за свою жизнь, сорок лет в абортарии проработала. Лицо зеленое, по утрам травишь, в глазах туман.
— Десять недель, — тихо призналась Аня.
Несколько дней назад она побывала у доктора и получила точный ответ. Она не знала, с кем поделиться этим знанием. Дело в том, что случилась с ней романтическая история этим летом, когда девушка устроилась работать ветеринаром на частную загородную конюшню. Она не устояла: слишком пригож был собою мужчина, владелец вороной кобылы. Шутя, она говорила другу, что он, жгучий брюнет, наверняка имеет со своей пепельно-черной лошадкой общую аллель, то есть генетическую дорожку. Он не отрицал такого предположения, потому что тоже любил пошутить. И вдруг месяц спустя объявил, что получил зеленую карту для работы в Канаде и покидает родину. Утешал неумело: «Ты же взрослая девушка, плакать не будешь, найдешь себе жениха с квартирой и машиной, а у меня только и была эта кобылка. Пришлось продать. И она видела, что он сильнее сожалеет о расставании с лошадью, нежели с ней, Аней. Ей лишь давал наставления, как ухаживать за кобылой, чем кормить, просил, чтобы держала его в курсе, писала в Канаду, что и как. Однако то ли по забывчивости, то ли умышленно адреса не оставил даже электронного и на звонки мобильного не отвечал. Аня погоревала до конца лета, а потом, не в силах ежедневно видеть лошадь без хозяина, уволилась с конюшни. Немаловажной была и удаленность конюшни от города.