Карибская сага(Логово льва-новая редакция)
Шрифт:
– Это всё? – спросил Ник.
– Всё.
Айна резко дёрнула кистью руки, Аматов безвольно завалился на спинку кресла, кровь тонкими пульсирующими нитями заструилась по его белоснежному костюму.
«И зачем нам сейчас этот труп?» – недовольно передёрнул плечами Ник.
Глава восьмая
Свежий ветер – в тугих парусах
Из офиса Аматова они выбрались через открытое окно второго этажа: Ник спустился по водосточной трубе, вытянул вверх руки, поймал за талию прыгнувшую с подоконника Айну и, как учили, мягко приземлился с девушкой в руках на идеально-подстриженный газон.
Надо было срочно уходить: и от этого здания, да и из этой страны, за пару минут ставшей негостеприимной и неуютной.
Необходимо было пробиваться к хорватскому городку Риека, где их поджидала яхта.
– Нам нужна машина, – решил Ник. – Отходим по шоссе на полтора километра и без суеты устраиваем обычную засаду.
На шоссе было безлюдно, по случаю позднего времени подавляющая часть австрийского населения уже успешно отошла ко сну.
Только через двадцать минут из темноты вынырнули круглые жёлтые фары, и появилась подходящая машина: «Мерседес» кабриолет с откинутым кожаным верхом, за рулём которого сидел молодой офицер в чёрной эсэсовской форме. Машина была Нику знакома, он видел её сегодня на парковке возле злосчастного ресторана «Москва», что было весьма кстати.
Айна, предварительно сбив на сторону корсаж платья и безжалостно растрепав сложную дорогущую причёску, бросилась навстречу автомобилю и, заполошно замахав руками, заголосила:
– Остановитесь, ради Бога! Помогите, прошу вас! Умоляю!
«Мерседес» резко затормозил. Офицер, узнав в девушке, остановившей его машину, прекрасную исполнительницу баллады «Февральское прозрение», обеспокоенно спросил:
– Что с вами случилось, милая сеньора Анна?
– Помогите, умоляю! Там, – Айна указала рукой на узенькую тропинку, терявшуюся в придорожных кустах, – господину Аматову стало плохо. Что-то с сердцем, наверное. Понимаете, – она замялась и принялась смущённо поправлять корсаж, – мы с ним отошли от дороги, чтобы послушать ночного соловья, и тут, вдруг, он схватился за сердце…
– Понимаю, – насмешливо протянул офицер, вылезая из машины. – Эти глупые и жадные старики. Совсем не думают о здоровье, не соразмеряют своих желаний с реальными возможностями.
– Давайте же поторопимся! – Айна крепко схватила офицера за руку и без стеснения потащила за собой…
Через десять минут Ник переоделся в чёрную эсэсовскую форму, наспех забросал труп незадачливого офицерика ветками кустарника, в свете автомобильных фар одёрнул китель и поинтересовался:
– Ну, как я тебе?
– Просто отлично, командир. Тебе даже идёт, – беззаботно улыбнулась Айна.
Вскоре они подъехали к полосатому пограничному шлагбауму, за которым раскинулась бескрайняя и сейчас такая желанная Югославия.
Айна, весело размахивая открытой бутылкой с «Шампанским», найденной в бардачке «Мерседеса», громко распевала совершенно пьяным голосом:
– Дойчен золдатен, унд официрен…
Ник, резко затормозив в десяти сантиметрах от шлагбаума, рявкнул что было мочи:
– Где вы, ленивые сволочи? Заснули, мерзавцы? Освободить немедленно проезд! Всех сгною в концлагере!
Заспанный ефрейтор торопливо откинул защёлку, шлагбаум дисциплинированно поднялся.
– Герр штандартенфюрер! – испуганно доложил ефрейтор. – Вы там будьте поосторожней, говорят, опять партизаны Тито пошаливают…
Ник небрежно кивнул головой и плавно надавил на педаль газа.
– Прощайте, дорогие солдатики! Прощай, милая моему сердцу Австрия! – звонко прокричала в темноту Айна и уже всерьёз приложилась к бутылке.
Ехали в меру быстро, но соблюдая элементарную осторожность.
Рассвело, вокруг увлечённо запрыгали шустрые солнечные зайчики, отражаясь от голубых линз больших придорожных луж.
Они передвигались по дороге, напоминающей по качеству русские просёлки, по сторонам привычно мелькали ёлки, сосны, берёзы. На пару минут Ник непроизвольно отвлёкся, задумавшись о предстоящих действиях, взглянул снова на обочину – а там уже пальмы и прочие разные баобабы. Чудеса, да и только. Вот, что значит – Средиземное море рядом…
Въехали в Риеку, быстро нашли нужный дом, остановились, Ник несколько раз нетерпеливо нажал на клаксон. Из домика выскочил небритый хмурый хорват, сперва, увидев эсэсовскую форму, испугался, потом, видимо узнав Ника, следовательно – уже видел его лицо на фотографии, широко заулыбался:
– Здравствуйте, товарищи. Рад, что вы успешно добрались. Только надо торопиться, вас уже разыскивают. Поедемте прямо сейчас в порт, судно уже ждёт…
Яхта называлась «Кошка», хотя на бортах ничего не было написано, только два коротких китайских иероглифа смутно проступали на носу сквозь слой свежей краски.
Тем не менее – «Кошка», и всё тут.
Ник в этих судах морских: каравеллах, пароходах, бригантинах, всяких клиперах – совершенно ничего не понимал.
Но эта яхта была просто красавицей. Длинная – метров семнадцать будет, узкая, низко посаженная, с мачтой пропорционально невысокой. Борта были выкрашены в белый цвет, с редкими синими полосами. Верхняя половина мачты – сиреневая.
Та ещё штучка: эстетичная до полного совершенства.
А как ей название собственное подходило, и словами не передать…
Смотришь на неё со стороны, и что-то такое грациозное, по-настоящему кошачье ощущаешь.
Когда под всеми парусами, да при работающем, вдобавок, дизеле, волны зелёные рассекала, то казалось, что ещё немного и прыгнет – в погоне за невидимой добычей.
За мышью, например, или, совсем наоборот, – за гигантским китом, подвернувшимся под лапу…
Бывает же любовь к женщине – с первого взгляда?
И здесь то же самое. Увидал Ник эту «Кошку» и тут же понял, что плыть ему на ней, однозначно – плыть. При любом раскладе…
На борту яхты, рядом с переброшенными на берег сходнями, неожиданно обнаружился старый знакомец – капитан Куликов, Сергей Анатольевич, собственной персоной. Длинный и сутулый, недельная щетина, глаза прячутся за стильными затемнёнными очками, мятые брюки, широкая и длинная тельняшка, на шее – цветастый платок, затянутый небрежным богемным узлом, через плечо переброшен кожаный ремешок, к которому прикреплена массивная деревянная кобура, украшенная многочисленными металлическими нашлёпками и абсолютно пижонской инкрустацией из розового и светло-зелёного перламутра.