Карибский кризис
Шрифт:
Как оказалось, тревога была на ровном месте. Заведующие были ни сном ни духом за этот конфликт, все принимались на работу лично мной либо Ириной, и не воспринимали Бунеева за начальника, хотя он к тому моменту проработал почти полгода в должности руководителя аптечного направления. Упоминание Кармана было блефом — он не имел никакого отношения к аптечным помещениям, договора муниципальной аренды были заключены с районными администрациями. Да и вся канитель возникла из-за нескольких бумажек, не игравших особой роли, а именно смет на ремонты аптек и соответствующей финансовой отчетности, большая часть которой у меня уже была — я же ежедневно тряс эти документы, просто в данный момент решил проверить их подлинность и провести встречную проверку с поставщиками товаров и услуг.
Хотя я наказал Ренату занять выжидательную позицию и самому начать ревизию аптек, он стал названивать Паперно и Бунееву и требовать, чтобы они приехали и лично сдали дела. Они ответили, что шагу не ступят без специального указания Иосифа Григорьевича Давиденко.
— Но мы же два часа назад утрясли ситуацию! — опешил я.
Святой Иосиф откровенно морочил мне голову, нёс совершеннейшую чушь, а я терялся в догадках: что он замышляет и для чего тянет время. Слушая его, я испытывал сложное чувство — бешенства, отвращения, печали, и… ревности.
Вечером мы с Ренатом обсудили наше положение. Он был настроен очень воинственно и требовал разрешить ему начать активные боевые действия вплоть до привлечения местного «офиса». Я напомнил ему, что святой Иосиф и есть местный «офис», так как волгоградский авторитет Владислав Каданников тесно взаимодействует с руководством УВД, и по сути это одна и та же структура. Да, есть такая вероятность, что можно поставить на место всю эту шайку через Коршунова, но это будет Пиррова победа — наварятся все, кроме меня. И такую победу следует встречать похоронной процессией. Неудержимый Ренат обязательно кого-нибудь прихлопнет, а мне потом расплачиваться.
Я, выражаясь поэтическим языком, с болью в сердце наблюдал пробуждение деловой активности Рената, которую ему следовало проявить в начале года, когда он был отправлен в Волгоград контролировать аптечное направление. Однако, что называется, зов песды сильней приказа командира, и, отдавшись отношениям с Таней, он пустил всё на самотёк. Тогда на фирме был порядок, нужно было всего лишь приструнить недожулика Ярошенко, тогдашнего исполнительного директора, чьи склонности проявлялись лишь при попустительстве, а при жестком контроле этот трусливый шакал готов был даже на переработки и урезание зарплаты. И Ренат упустил обоих зайцев — Таня досталась другому, а на фирму один за другим стали внедряться упыри один другого хуже: Паперно, Расторгуев, прочая пидарасня. И без преувеличения, в начале декабря мы имели ситуацию в миллион раз хуже, чем в начале февраля.
Я посоветовал Ренату не лезть в бутылку, умерить пыл и заняться рутиной: бухгалтерия, склад, ревизия аптек. Повезло, что главбух Ермолина, хоть и вышла в прямом смысле слова из-под святого Иосифа (это была его подстилка), оказалась вполне добросовестной и вменяемой работницей и оставила всё в полном порядке. Её участие в передаче дел было формальностью — просто подписать акт приема-передачи, Юля (бухгалтер) была в курсе всех дел и в принципе уже доросла до главбуха, можно было бы её повысить, но она побоялась ответственности. Павел Дуров получил задание найти нового главного бухгалтера.
Глава 43,
Повествующая о кризисных событиях на моей фирме в декабре 2004 года
Похоже, святому Иосифу еще не надоело получать от меня 150,000 рублей в месяц — утром следующего дня после нашего с ним разговора Паперно с Бунеевым сами без напоминаний привезли Ренату документы и показали все помещения, отчитались в выполнении аптечной программы (куда сколько потрачено, график открытия точек, и так далее). Просмотрев документы, Ренат доложил мне, что всё в порядке (копии всех этих документов у него были с собой — их аккуратно пересылали в Петербург), но ему показалось, что выполненный в аптеках ремонт должен быть раза в полтора дешевле. Назначили встречную проверку со строительными фирмами, но узнав их названия, я махнул рукой — у Расторгуева, бывшего главы района и начальника дорожно-строительного треста, в этих фирмах были прихваты, он делал от них документы для получения кредита в Волгопромбанке, и наглядно продемонстрировал, что бухгалтерия этих фирм может сделать любые бумаги. Коррупционная составляющая просматривалась довольно четко, львиную долю отката получил, видимо, сам святой Иосиф. Как ни странно, ничего украдено не было, правда, средства были израсходованы крайне неразумно: деньги распылили по разным объектам, ни один из них не был сдан, и чтобы запустить всю сеть, требовались дополнительные инвестиции (и немалые).
Подтянулось ещё несколько человек из числа уволенных. Паперно с Бунеевым стали заикаться о возвращении на свои руководящие должности, лопотали за зарплату. С последним было вообще глухо — я едва наскрёб денег, чтобы выплатить своей родной команде, а остальных совсем уже списал со счетов. Единственную ценность представляли собой менеджеры по продажам со своей какой-никакой, но клиентской базой, однако невелико богатство, с ним можно было вполне безболезненно расстаться.
Как и ожидалось, элиминация всех этих пассажиров никак не отразилась на жизнедеятельности фирмы. После всех перипетий Паперно со товарищи выглядели чужеродно в офисе Совинкома, особенно под волчьими взглядами Рената и его бойцов. Писаревой сразу же нашли замену из числа имевшихся офис-менеджеров. Павел принял на работу еще одну — жену своего близкого друга, за которую ручался, как за самого себя. Учитывая наши длительные отношения, я ему вполне доверял. И этой новой девушке было разрешено работать с сотрудниками кардиоцентра — брать заявки, обсуждать спецификации и так далее. Удалось избежать того, что я больше всего боялся — скандалов в кардиоцентре, ведь тупорылая хабалка Писарева с подачи хитроумного Паперно вполне могла изобразить что-то скандалообразное.
Долго ли, коротко ли, а декабрь перевалил уже за пятое число, и голодные птенцы гнезда Иосифова явственно стали просить кушать. В офис их не пускали, и они звонили мне на мобильный телефон в Петербург. Я отвечал всем, что их деньги украл Расторгуев и перечислил на Юнитекс. Хороший подарок на Новый год, учитывая то, что до середины января вся страна празднует, а потом ещё дней двадцать раскачивается, соответственно на работу никуда не устроиться. Ближе к десятому декабря позвонил святой Иосиф и стал увещевать меня, чтобы я не рушил фирму, поговорил с людьми и восстановил всё, как было. «Да у меня всё в порядке», — отрезал я. Но он продолжал упорствовать, требуя, чтобы я пообщался не только с уволенными, но и с теми, кто остался, утверждая, что они также недовольны ситуацией, что коллектив «разрезали по живому», что так нельзя, и только все вместе они могут справиться с навалившимися на фирму проблемами.
— Да с чего вы взяли? — изумился я.
Святой Иосиф стал называть конкретные имена-фамилии, жонглировать фактами, из чего я сделал вывод, что его разведка работает весьма неплохо, лазутчиков у него больше, чем блох у шакала. Далее он заговорил о десятках миллионах долгов, о том, что надо что-то со всем этим делать, что с прежней командой он значительно продвинулся в решении данной проблемы, а что теперь делать — работать не с кем, и так далее и тому подобное. Меня прорвало: «Послушайте, Иосиф Григорьевич, в том-то всё и дело, что проблемы создали как раз ваши люди!» Я уже не стал лично предъявлять ему, что всё делалось с его подачи, и только когда вывалил все свои многочисленные претензии к Расторгуеву и Паперно, касавшиеся возврата НДС, исполнения бюджета, роста продаж, после всех этих страшных обвинений понял, какую замечательную характеристику я им дал. Они же сделали ровно то, что их кукловод от них требовал. Почувствовав резкий упадок сил, я поспешил закончить разговор. Я ощущал назревание катастрофы, знал, что долги накапливаются с колоссальной скоростью из-за того, что в условиях спада продаж я продолжаю платить проценты по займам и влазить в новые долги, но когда эту проблему озвучил противник — это было вдвойне неприятно. Меня вывело из себя то, что старый седой жулик тупо и методично пытается скормить мне откровенную лажу — он уже считай меня обставил по полной программе, и, не чувствуя ни грамма вины, пытается додавить до конца, уничтожив полностью, так чтобы и духу моего не осталось.
Я оставил решение данной проблемы до лучших времён, тем более, что эта проблема с уволенными хомячками была чисто надуманной, на меня нахлынула лавина реальных сложностей — долги стратегическим поставщикам, проценты, новые кредиты, разделительный баланс на Совинкоме, ну и конечно же, прежде всего мне нужно было выполнять мою основную работу на Экссоне. Ренат со своими ребятами дежурили в кардиоцентре, там я был застрахован от каких бы то ни было провокаций, но тут вмешался шизофренический фактор в лице Ирины Кондуковой. Она стала названивать мне и требовать, чтобы я, во-первых, заплатил святому Иосифу очередной платёж — 150,000 рублей, который я уже просрочил, а во-вторых, выполнил бы то, что он просит: вернул уволенных обратно и погасил бы перед ними задолженность по зарплате и поговорил с каждым сотрудником по душам, вник бы во все проблемы во избежание еще больших проблем. Совершенно непостижимым образом она требовала даже, чтобы я вернул Расторгуева и Писареву. Я почти постиг её тонкую душевную организацию и тактично, насколько это было возможно при такой шизофантазии, попросил заняться своими делами, в зоне своей компетенции, а я уж на своём участке как-нибудь сам разберусь. На всякий случай я попросил Павла и Рената попристальней присматривать за Ириной, и уже было успокоился, но звонок Марины Маликовой заставил меня вернуться к этой проблеме. Она начала с того, что попросила меня «поговорить с сотрудниками по душам». Я сорвался: «С кем я должен поговорить? Зачем? Я выдал всем зарплату, какого хера им надо?!» Однако, выслушав её до конца, я извинился: она имела в виду совсем не то, что до этого мне втирали Иосиф с Ириной.