Карибы. Ресторанчик под пальмами
Шрифт:
Однажды мы поехали по каким-то делам в Вэлли. Навстречу по дороге мчался велосипедист. Увидев нас, он издал пронзительный крик.
— Бланчард! — заорал он нам вслед.
Ни я, ни Боб никогда его прежде не видели, однако незнакомец отчаянно махал нам руками, чтобы мы остановились. Развернув велосипед, он пустился за нами в погоню. Мы остановились на обочине, и он наклонился к окну, расплывшись в широкой улыбке, которая обнажила на зубе золотую насадку в форме звезды. Длинные толстые косички-дреды ниспадали до пояса. Тяжело дыша после упорной гонки, он произнес:
— Меня зовут Джа-Дэйвис. Я брат Клинтона и Шебби. Они мне вечно о вас рассказывать. Вы ехать смотреть мою коллекцию раковин? Мне бы хотеться вас ее смотреть.
Джа-Дэйвис объяснил, как добраться до его дома, и мы пообещали заехать в тот же день, после чего распрощались с ним. Боб рассказал, что где-то читал, будто растаманы всегда добавляют к собственным именам приставку «Джа» — это как-то связано с их религией и якобы несет в себе положительную энергию. Выполняя обещание, мы в тот же день наведались в место, которое впоследствии стали звать между собой Дэйвисвиллем. На одном участке земли там проживали Шебби, Клинтон и, как минимум, еще семь из десяти других братьев и сестер семейства Дэйвис. Джа-Дэйвис обнял нас, пригласил в дом и, конечно же, повел смотреть свою коллекцию. Они с женой нанизали на леску сотни плоских морских ежей, олив, кусочков раковин сердцевидок и стромбид и повесили их на палках, превратив в музыкальные подвески. Раскачиваясь, те висели в дверях и на окнах, издавая чудной звук, отчего создавалось впечатление, что мы очутились в неком святилище. Тысячи раковин были разложены по цвету и размеру на полу, и Джа-Дэйвис рассказал нам, где какие из них он нашел. Он пояснил, что больше всего ему нравятся пурпурные и оранжевые, но некоторые из белых тоже дают изумительный звук.
А затем хозяин вручил нам маркер и попросил оставить автограф на сложенной из камней стене в его гостиной. Стена была вся исписана, поэтому нам пришлось потрудиться, прежде чем мы нашли клочок свободного места в этой каменной гостевой книге. Джа-Дэйвис улыбнулся, блеснув золотой звездой, и попросил выбрать себе на память любую из музыкальных подвесок — он нам ее дарит.
В воскресенье по утрам жители Ангильи всей семьей отправлялись на службу в церковь. Мальчики были одеты в пиджаки, как правило, ношенные до них кучей старших братьев, а девочки красовались в синих платьицах, кружевных гольфах до колен и сверкающих черных туфельках. Волосы были перехвачены разноцветными лентами в тон платьям. Дети постарше, зажав подмышками Библии, держали за руки малышей. Отцы семейств, кроме Библий, прихватывали с собой бубны, и по дороге в церковь ритмично потряхивали ими для разогрева.
Больше всего в церковных службах нам нравилась музыка. Из открытых дверей церквей доносились голоса поющих женщин в соломенных шляпах. Гимны были самые разные: некоторые — дикие и безумные, некоторые — мягкие и нежные. Чтобы не перегреться, паства обмахивала себя и детей импровизированными веерами, сложенными из бумаги.
Мы как раз стояли возле розовой церкви в Саут-Хилл и слушали музыку, когда во дворе показались Гаррилин и ее шестилетняя племянница Роксана. Я восхитилась косичками малышки, в концы которых были вплетены золотые и серебряные бусинки.
— Мэл, я вчера ходила делать прическу к Бренде, — объяснила Роксана. — Пришла в одиннадцать, ушла в час. Мэл, знаешь, как она быстро плетет!
— Плетет?
— Ну да, — Роксану насмешило мое недоумение и она захихикала, — косички плетет. Ну в смысле вяжет.
— Два часа сидеть неподвижно? Лично я бы столько не выдержала, — призналась я.
— Не, два часа — это еще быстро. Иногда плетут и по пять часов! — Для пущего эффекта Роксана выставила вперед растопыренную пятерню. — Косичек-то много.
Гаррилин и Роксана стали звать нас в церковь, но мы не были подобающим образом для этого одеты. Мы предпочли остаться во дворике, где и слушали сладкую как мед музыку, лившуюся из раскрытых дверей.
После того как все зачеты и экзамены остались позади, Джес в четыре часа утра вылетел из Вала-Валла в Даллас. Там он пересел на самолет до Майами. В Майами нашему сыну пришлось заночевать. На следующее утро он сел на один из ранних рейсов до Сан-Хуана, а оттуда, совершив еще одну пересадку, отправился в Ангилью. Рождественская пора — пик туристического сезона на Карибском море, билеты на самолеты достать очень сложно, так что Джесу повезло, что ему вообще удалось их купить. Через тридцать шесть часов после начала путешествия он сошел наконец на взлетно-посадочную полосу аэропорта Ангильи. Джес был такой лохматый, что ему явно не помешало бы нанести визит к парикмахеру. Впрочем, в целом он выглядел здоровым и довольным оттого, что, наконец, оказался дома.
Мы добрались из аэропорта очень быстро. По дороге Джес рассказывал об учебе и расспрашивал о нашей жизни на Ангилье. Сын все пытался выяснить, как дела у Клинтона, Лоуэлла и Шебби — ему столько всего предстояло узнать. Дома мы проговорили уйму времени, пока не наступило время выходить на работу.
— Джес добрался? — спросил Жук, как только увидел нас. — Он уже женат?
— Он приехал, — ответил Боб, — заглянет попозже. Что же касается второго вопроса, то нет, он пока холост.
— А когда он будет жениться, нас на свадьбу позовут? — не отставал Жук.
— У Джеса еще даже девушки нет, — ответила я, — говорить о свадьбе слишком рано.
— Время идет. Джес должен подарить вам внуков, — заметил Оззи.
— Да наш сын еще даже учиться не закончил. Обещаю, что как только он решит жениться, мы вас всех пригласим на свадьбу.
— А гумбо [4] на свадьбе будет? — спросил Жук.
— Что? — мне показалось, я плохо расслышала.
4
Гумбо — суп из стручков бамии.
— Ну гумбо, который ты варишь с теми острыми колбасками. Джесу, думаю, понравится. Наварим на свадьбу огромную-преогромную кастрюлю гумбо.
Клинтон пояснил мне, что каждый вечер, если оставался гумбо, Жук все подъедал до последней капли. Я и не подозревала, что парень настолько обожает этот суп.
— Ладно, Жук, договорились. Мы обязательно сварим гумбо на свадьбу Джеса, — пообещала я.
— Я видела, что вы опоздали в аэропорт, — с неодобрением заметила Гаррилин.
— Да, но мы успели прежде, чем Джес прошел таможню, — ответила я. — А как ты узнала, что мы опоздали?
— Я увидела, что самолет пошел на посадку до того, как ваша машина проехала через Саут-Хилл.
— Ты что, шутишь? Хочешь сказать, что видела, как мы ехали в аэропорт?
— Из окон нашего дома видно шоссе. Я знала, что самолет прилетел чуть раньше, поэтому боялась, что вы опоздаете.
Милая Бетси!
Переезд на Ангилью немного напоминает возвращение в детство — с каждым днем я узнаю что-то новое. Когда впервые оказываешься в числе меньшинства, то словно пелена с глаз спадает. Впрочем, здесь практически не придают значения цвету кожи. Иностранцев, которые постоянно живут на острове, можно пересчитать по пальцам. Порой, говоря обо мне, меня называют «белой леди», но я не чувствую себя от этого неуютно. Иногда у меня возникает ощущение, что за мной наблюдает весь остров, а местные жители знают о каждом моем шаге.
Для меня сердцем острова является моя кухня. Здесь клиенты нас не слышат, и работники говорят о политике, любовных отношениях, лодочных гонках и обсуждают прочие темы, которые они черпают из телевизионных передач. У них здесь больше каналов, чем у нас в Вермонте, поэтому местные в курсе всех событий в мире. Си-эн-эн пользуется тут не меньшей популярностью, чем репортажи с соревнований по боксу и религиозные передачи.
Сегодня утром прошел мелкий дождик, и вода в море сменила оттенок с голубого на зеленый. На Ангилье погода практически не меняется, но жизнь тут такая неторопливая, что у нас все-таки хватает времени разглядеть малозаметные отличия. Спешка здесь вообще невозможна. Больше всего нас удивляют наши работники. Они стали нам родными, мы с ними как одна семья.
Целую,
Мэл