Карл, герцог

Зорич Александр

Карл не любил повторяться и не стал сам предлагать Жануарию свои традиционные милости в ассортименте. Он лишь обнадёживающе пожал худое плечо португальца и сказал:

– Хорошо. А теперь продолжим.

Переносные мостики оказались крепче подпиленного разводного. Солдаты наводнили холм, окружили резиденцию Колонна, взяли Карла в обкладку из щитов. Мандраж получить предательскую стрелу рос и ширился.

Ворота, ведущие во внутренний двор, были пригласительно распахнуты. Сквозь длинный проход просматривался краешек штабеля

человеческих тел. Оттуда же, из внутреннего двора, доносилось мощное гудение, словно работала трансформаторная станция.

Идти туда – в зловоние и мушиное роенье – Карлу не хотелось совсем. Он критически осмотрел внешнюю стену замка.

Нижний ряд узких окон находился высоко и был забран железными ставнями. Если построить сорок солдат «черепахой», да ещё двадцать станут на их сомкнутые щиты вторым ярусом, да ещё десять – третьим ярусом, и эти десять от души поработают топорами, то можно будет высадить ставни за четверть часа.

Ставни, которые стали жертвой мысленного эксперимента Карла, неожиданно распахнулись.

– Не стрелять! – потребовал граф, но пара стрел всё-таки стукнулась о стену над окном.

Погодив немного, оттуда высунулся герольд, которого Карл уже полчаса как с чистым сердцем списал в невозвратные потери.

– Монсеньор, – проблеял герольд. – Заходите, Вас признали.

В порту дали особо раскатистый залп из всех орудий.

Карл обернулся и понял, что ничего подобного. Черный грозовой цеппелин длиною в полгоризонта наползал со стороны открытого моря на Остию. В его кудлатой обшивке потрескивало статическое электричество.

* * *

В глухом зале без окон, существование которого было невозможно заподозрить, глядя на цитадель снаружи, находились по меньшей мере двадцать человек. Все они носили черные рейтузы, пурпуровые туфли, фамилию Колонна и, за исключением синьора Джамбаттиста, были молоды. Каждый был при оружии. Каждый безмолвствовал, когда говорил синьор Джамбаттиста, и все перешептывались в полный голос, когда говорил Карл. Графа это возмущало, но он решил не размениваться на пустяки.

Кресел было ровно два – в одном сидел синьор Джамбаттиста, в другом – Карл. Остальным достались стоячие места вдоль стен. Чадили редкие факела.

Во внешнем мире начался ливень. В сердце вертепа просочилась озоновая свежесть. Карл подумал о солдатах, которые остались под открытым небом. Впрочем, не сахарные.

На первый вопрос Карла Джамбаттиста ответил утвердительно.

– Здесь действительно побывали Орсини.

И на второй вопрос утвердительно.

– Всех до единого, иначе ловушка не стоила бы и слов о ней.

Третий вызвал неподдельное удивление.

– Помилуйте, синьор! Конечно, видели. Мы наблюдали за вами от самой Остии. Но что такое Андреевский крест? Это две полоски на куске материи! Их может провести свинья, может папа римский, могут Сфорца, Борджиа, Монтекки,

Капулетти, Орсини! Как мы можем доверять кажимости?!

Карл так и сел где сидел. Военное искусство открыло ему свои новые, непредвиденные грани. На старикана невозможно даже обидеться. Ведь действительно – а что если папа, который заодно с Орсини (это Карл уже научился понимать из невысказанного), подучил бы кондотьеров прикинуться бургундами? И застал бы ненавистных ему Колонна врасплох? А, каково?

Итальянцы, как водится, со своим Возрождением перли впереди планеты всей. Пока Европа добродушно наносит на стяги львов, лилии и кресты характерных форм и расцветок, чтобы всяк мог видеть: вот идет герцог Оранский, а вот Бретонский, а вот король Английский, здесь уже давно всё поняли. Поняли суть тотальной войны и политической подставы, природу навигационных ошибок бомбардировочных эскадр и гениальную простоту зондеркоманд, укомплектованных переодетым осназом НКВД. Титаны!

Расширение спектра сознания Карла сопровождалось малозаметными внешними эффектами, которые однако же не укрылись от опытного ловца человеков, Джамбаттиста Колонна.

– Мы в своём уме, синьор, поверьте. Подлость Орсини не знает предела. У нас даже есть такая поговорка: «Ни на земле, ни в море синем вам не найти гнусней Орсини». Конечно, стихи дрянь, но схвачено верно. К счастью, семья Колонна умеет дружить. Нас вовремя предупредили, и вот, – Джамбаттиста хлестко щелкнул пальцами, – полный двор подарков для папы.

– Вы нарочно не прибрали трупы?

– Конечно. И Ваших людей мы сюда впустили нарочно. Потому что я хочу попросить Вас об одном одолжении.

Чем дальше, тем тианственнее. Забредши в гости к упырям, не рассчитывай получить на ужин морковного зайца. И о чём же он попросит, если здесь полно моих солдат? Разве что сложить терцину в память о встрече.

– Слушаю, – сказал Карл голосом столоначальника.

– Вы должны отсечь кондотьеров от папского поезда. Остальное мы сделаем сами.

Деловой старикан. Понимает, что уломать бургундского графа убить папу собственноручно не выйдет. А вот отсечь кондотьеров – пожалуйста. Что им стоит, бургундам – помахать железяками лишний разок?

Д’Эмбекур, стоявший за спиной графа, лязгнул мечом. Он его достал из ножен, идиот. Не учился у Брийо, наверное: клинок без определенной цели не обнажай, ибо демонстрация намерений без их реализации недостойна бойца и оскверняет оружие. Не говоря о швейцарцах, которые хуже детей. Д’Эмбекур может их спровоцировать на драку, и те сдуру сцепятся с этими шавками. Сцепятся и проиграют, потому что здесь тесно.

Двадцать молодчиков Колонна вопросительно посмотрели на отца семейства. Стало уныло, безысходно ясно: стоит Джамбаттиста не так моргнуть и начнется задача об одной луже и сорока кровостоках. Рано или поздно её решат солдаты, но Карл этого не дождется.